— Желаете уйти на своих ногах или чтобы вас вынесли?
Глава 10
Ресторация «Пранзочена» находилась на гранитной набережной реки Мезанг, считавшейся вторым по значимости живописным местом Анрии после Имперского проспекта. Прекрасный вид на величественный собор Святого Арриана и Люмский дворец, открывающийся из окон «Пранзочены», способствовал посещаемости ресторации в не меньшей степени, чем милалианские повара, привезшие с собой секреты эдавийской, толийской и чинерской кухни. Говорили, открытию ресторации на месте старой кантины для рабочих речного порта содействовал сам Антонио Круделе, один из боссов Большой Шестерки, активно скупающий через шайку юристов и прикормленных чиновников разорившиеся увеселительные и питейные заведения. О причинах разорения этих заведений тоже говорили и много, но больше шепотом. Также говорили, что немалая часть доходов ресторации уходит в фонд Сакра Фамилья, а сама «Пранзочена» служит местом сбыта контрабандных тьердемондских вин и шамситских специй в обход торговых эмбарго против революционного правительства в какой-то там по счету раз победивших конвентинцев и монополии «Вюрт Гевюрце». Но так это или нет, никто, естественно, не проверял. И вовсе не потому, что дон Антонио был хорошим другом начальника анрийской таможенной службы Клауса Лаутера, а потому, что дон Антонио был честным, уважаемым гражданином и примерным ваарианнином. А то, что в «Пранзочене» на очередном банкете по какому-то важному поводу bistecca al pepe verde с пряным духом Шамсита запивают красным «Sang Vierge» из долины Рейзо, это, конечно, пустые сплетни.
Артур ван Геер приехал в «Пранзочену» после двух. Он не считал опоздание бестактным. В конце концов, он был чародеем Ложи, магистром седьмого круга, фактически дослужившимся до ранга мастера, а бывших магистров Ложи не бывает. Даже если Ложа вышибла его с позором из своих рядов одиннадцать лет назад, лишив всех званий, это не повод менять привычки. Особенно потому, что Артур ван Геер девять лет официально числился мертвым, а значит, был посмертно оправдан, очищен и восстановлен в ранге. Задержаться и прийти на встречу несколько позже для магистра седьмого круга считалось признаком хорошего тона.
Ван Геер вручил трость, цилиндр и белые перчатки лакею при входе. Самого себя чародей вручил метрдотелю, который, ограничившись учтивым приветствием без излишних заискиваний, проводил нечастого, но хорошо известного гостя «Пранзочены» за стол, где дожидались два господина, заметно выделяющихся на общем фоне посетителей ресторации.
В «Пранзочене» всегда было людно, с утра и до позднего вечера. Довольно скромная, но изысканная и спокойная обстановка идеально подходила для проведения деловых встреч банкиров и крупных предпринимателей, обсуждения условий договоров на глазах у самого генерал-губернатора, заседающего в Люмском дворце, или предложений руки и сердца строптивой фройлян из знатной семьи с хорошим приданым пред святым пламенем на куполах храма Божьего. Подноготная почтенной публики читалась по одному лишь внешнему виду. За тем столом, накрытым белой скатертью, адвокат находит для своего клиента лазейки в законодательстве, чтобы урегулировать вопросы недвижимости с любимыми родственниками. За тем — грузного магната уверяют, что финансирование именно этого проекта обеспечит не только хорошую прибыль в отдаленной перспективе, но и место в истории, как человека, ставшего двигателем прогресса. Вон там настырные клерки из кожи вон лезут, чтобы перехватить выгодный контракт у конкурирующей конторы. А там — изумительно пахнущая, дорого и пышно одетая содержанка делает вид, что нисколько не опечалена и не раздражена из-за переноса романтического ужина на романтический обед, потому что сварливой жене любовника приспичило именно сегодня устроить семейное празднество, а с завтрашнего дня она сажает супруга под арест на месяц в занюханной деревне.
И только по этим двоим, одетым хоть и дорого, но как-то серо, неприметно, одинаково, не угадывалось ровным счетом ничего. Они ели, не переговариваясь друг с другом и не обращая ни на кого внимания, однако всем своим видом проявляли нетерпение.
Ван Геер знал обоих. И бессильная ненависть, отразившаяся на обожженной морде откинувшегося на спинку стула ван Бледа, доставила ему удовольствие. Ротерблиц был гораздо сдержаннее своего приятеля, он вежливо прекратил жевать и культурно обтер губы салфеткой, почти не выдавая своих эмоций. Но именно что почти.