— Он был мертв, я в этом лично убедился!
— Отвяжись от него, Хесс, — утомленно вздохнул Ашграу. — Если бы он его не убил, вряд ли бы с нами сидел.
— Эй, Геер, — окликнул Артура Хесс, резко меняя тему. — Ты-то что все молчишь? Ты же первый рвался за Машиахом, нас подбивал, а сидишь мрачнее тучи. Боишься, что он на столе все же преставится? Будущее твое не покажет?
— Нет, — коротко ответил ван Геер.
— А чего тогда?
— Ничего.
— Ну и ладно. — Хесс скинул ногу со стола, потянулся. — Если Машиах до утра не выйдет… кем бы не выйдет… Я собираю манатки и сваливаю, а вы как хотите. Набегался я за аномалиями вашими…
— Тебя-бя никто-то и не-е держит-жит, сын-ын наш-мой.
Чародеи повскакивали с лавок, оборачиваясь к дверному проему из зала, в котором, держась за сорванную петлю, стояла ссутулившаяся фигура в льняном рубище, перемазанном кровью. Человек оттолкнулся от простенка и, шатаясь из стороны в сторону, нетвердо направился по горячему песку к обеденному столу, грозя упасть на каждом шагу. Ван Геер, глядя на него, тяжело сглотнул. Когда тот все же добрался до стола и уперся дрожащими руками в край, чародей непроизвольно сжал руку в кулак. Между пальцев щелкнула молния.
Человек уронил голову, черные пряди закрыли его лицо. Миг — и волосы словно втянулись в скальп, укоротились до приличной стрижки, в них проступила седина.
— Что за?.. — пробормотал Хесс, отступая от стола.
Плечи человека содрогнулись. Из его глотки вырвался нездоровый смешок.
— Разве-ве не-е признали-нали меня-нас, дети-ти мои-наши? — тихо спросил он. Голос был странным, звучал многоголосным эхом.
Человек медленно поднял голову, распрямил спину. Чародеи попятились. Ван Геер почувствовал, как по хребту ползет холод липкого страха.
На него смотрело смуглое лицо одного из сельджаарских хирургов с серебряными провалами вместо глаз.
— Что ты с собой сделал? — потрясенно пробормотал Хесс.
— Будущее-щее, — эхом откликнулся Машиах, широко улыбаясь.
Его лицо исказилось, черты расплылись. Карл Адлер тонко, по-женски ойкнул и поспешил отвернуться, когда к нему повернулось уже другое лицо.
Глава 15
— Я стану таким же?
— Нет. Но ты станешь… чем-то иным. Чем-то лучшим чем то, что было.
— Даже ты не знаешь?
— А разве не в этом прелесть эксперимента? Разве не в этом суть истинного творца — творить, надеясь на великое чудо?
— А ты знал, чем станешь ты, когда… творил, надеясь на великое чудо?
— Не знал. Но я доволен.
— А если бы ты погиб?
— Смерть — тоже результат. Доказывает либо невозможность эксперимента, либо неточные расчеты. Однако в своих расчетах я уверен. А то, что я жив, — прямое доказательство успеха.
— Но ты не знаешь, как именно я изменюсь.
— Если сомневаешься и боишься, сын мой, ты можешь отказаться. Все зависит от твоего выбора.
— Я прожил семьдесят девять лет. Поздно бояться.
— Это хорошо. Значит, я верил в тебя не напрасно. Ты сильнее остальных.
Ван Геер разлепил тяжелые веки. Яркий свет больно ударил по глазам. Чародей зажмурился, проморгался, привыкая. Он лежал на столе в прохладном подвале все той же безымянной крепости. Он уже бывал здесь сразу после боя. Это был и вправду самый обыкновенный подвал, спешно переоборудованный Машиахом в лабораторию. Никаких противоестественных экспериментов здесь не велось. До недавнего дня.
Ван Геер облизнул губы. Страшно хотелось пить. Но не это взволновало его. Он прислушался к ощущениям в слабом теле. Тело отозвалось звенящей пустотой. Ван Геер почти не чувствовал в себе силу арта. Лишь слабые, едва уловимые отголоски. Это должно было вызвать приступ паники — знакомое чувство для каждого ренегата, осужденного Ложей на обструкцию. Однако не вызывало. Ван Геер отмечал этот факт с каким-то отстраненным спокойствием.
Свет заслонила нечеткая фигура.
— Ты очнулся. Хорошо, — сказал Машиах. — Я уже начал волноваться, что твое тело не примет изменения.
— Я не чувствую… — прохрипел ван Геер.
— И не должен, — холодно отрезал Машиах. — Забудь то, чем ты был прежде. Теперь ты то, что ты есть.
Ашграу широко размахнулся и метнул плотный шар огня. Ван Геер покачнулся, в нос ударил противный запах серы и гари. Однако ничего более он не ощущал.
— Ну и как? — задумчиво потирая подбородок, поинтересовался Зюдвинд.
— Щекотно, — повел плечом ван Геер.
— Стало быть, артом тебя теперь вообще не прошибешь?
— Стало быть, — согласился Артур.
— Ээээ, — кисло протянул Хесс, сидя на булыжнике посреди внутреннего двора крепости. — Надо было тоже соглашаться.
— Теперь уже поздно, — вздохнул Адлер. — Машиах последнего для ван Геера разобрал.
Ван Геер перевел взгляд на Хесса, сосредоточился. Булыжник под ним задрожал, приподнялся. Чародей испуганно соскочил, выражая свое негодование неподобающим для магистра Ложи образом. Адлер гнусно захихикал.
Артур отпустил булыжник. В глазах поплыло, голова закружилась, а виски пронзила тупая боль. Телекинез все еще давался ему с большим трудом, он не понимал, как работает новая сила, но это не очень-то и волновало бывшего чародея. Он просто делал это и с каждым разом все лучше.
— Старый, ты теперь гроза всех чародеев, — усмехнулся Ашграу, скрестив руки на груди.
Ван Геер хотел усмехнуться в ответ, но не стал. Не настолько уж шутка была смешной, чтобы смеяться над ней.
Жан Морэ встал, держась за край стола. Хотя в письме просили ничему не удивляться, удивления скрыть он не смог. Ван Геера он узнал, однако стоявшего рядом с ним мужчину средних лет видел впервые. За прошедшие два года великий революционер, сменив несколько квартир и имен, стал параноиком, сторонился новых лиц в своем окружении, да и к старым относился настороженно.
— Добрый день, — поздоровался ван Геер, снимая цилиндр и оглаживая лысину.
— Добрый, — сухо ответил Морэ, пряча дрожащую руку за спину. — Ты писал, что со мной хотят встретиться старые друзья. Ну что ж, я рад встрече, старый друг. А вас, мсье, я не знаю.
— Меня зовут Лерер, — располагающе улыбнулся мужчина, чуть склонив голову. — И мы прекрасно друг друга знаем, мой старый друг.
Морэ пристально взглянул на мужчину. В потускневших глазах, в которых некогда пылало пламя идеи, подозрительность смешивалась смутными догадками. Наконец, Морэ прикрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Ты изменился, — нехотя признал он, опускаясь на стул.
— А ты нет, — улыбнулся Лерер. — Очень надеюсь, что со дня нашей последней встречи в тебе не изменилось ничего.
— Если ты о том, хочу ли я избавить Ландрию от тирании, то все осталось, как и прежде, — проговорил Морэ, отвернувшись к окну. — Но хочет ли сама Ландрия избавления? Тогда, в Тьердемонде…
— Забудь о Тьердемонде, друг мой, — мягко перебил его Лерер. — Тьердемонд был не готов к переменам, которые вы показали ему. Тьердемонд захотел жить так, как жил прежде, за что теперь расплачивается. Но здесь, в Империи, у людей появится второй шанс.
— Люди везде одинаковы, — поджал тонкие губы Морэ. — Где гарантии, что они тоже не захотят жить, как прежде?
— Уверяю тебя, не захотят.
— Откуда такая уверенность?
Лерер широко улыбнулся, глядя Морэ прямо в блеклые глаза, в которых пробежала искра. Та самая, что всего лишь через несколько месяцев загорелась пламенем идеи, охватившей умы людские и едва не вспыхнувшей столичным восстанием рабочих осенью 1631 года.
Заслышав звон подков о мостовую, ван Геер прижался к витрине магазина и проследил за промчавшимся вниз по улице разъездом серых драгун. Сегодня столица была запружена серыми мундирами и голубыми мантиями. Ван Геер слышал уже о сотне арестованных, а ведь день даже не успел перевалить за полдень. Он невольно усмехнулся: другой путь оказался тоже неверным. Несмотря на всю конспирацию, тайная полиция и Комитеты Ложи все же прознали о готовящихся выступлениях. По удивительному стечению обстоятельств буквально за день до назначенного срока. Ван Гееру не хотелось думать, но иначе, как предательство, он не расценивал сегодняшние события. И предал кто-то из самых близких, якобы преданных революции людей.