Сигиец посмотрел на него равнодушными глазами.
— Не знаю, откуда ты выполз и как у вас там заведено, — продолжал Бруно, — а у нас, у людей, не так немного устроено. Нельзя просто так завалиться к человеку и с порога заявить: «Эй, слышь, как тебя там? Ну-ка быстро сказал мне, где этот, как его там!» Это, знаешь ли, бесит людей. Особенно таких, как Штерк.
— Почему?
Бруно испуганно вздрогнул от неожиданности — со стороны стола игроков в домино донеслось радостное:
— Вот тебе кобылья жопа! А вот тебе яйца! — и потонуло в стуке вколачиваемых в стол костей и дружном хохоте.
Маэстро неуютно поежился и склонился ближе к столу.
— Ну, может, — прошептал он, — потому, что ты Виго отпустил и ломбард евонный выставил, а?
— И что? — спросил сигиец.
— Да то, — раздраженно произнес Бруно, — что Толстый Том уже все рассказал Штерку.
— Не рассказал.
— Почему же?
— Потому, что сидим здесь.
Бруно угрюмо хмыкнул и почесался за ухом. Посмотрел по сторонам: некрасивая девка снова уткнулась носом в стойку, выпятив худую задницу на всеобщее обозрение. Бармен скрылся на кухне. За столом игроки в домино гремели по столу костями, дежурно переругиваясь, входя в раж.
— Машиах хотел, чтобы этот встретился с Адольфом Штерком, — сказал сигиец.
— Тебе-то откуда знать?
— Он оставил меч в ломбарде Томаса Швенкена.
— А если бы ты не нашел эту железяку?
— Но нашел, — сказал сигиец.
Бруно нервно хихикнул:
— А ты не думал, что придешь ты к Штерку, а тебя там ждет засада? И не пара живодеров, а весь Риназхайм?
— Такая вероятность очень высока, — сказал сигиец.
— И тебя это не пугает?
— А должно?
Бруно пристально вгляделся в физиономию собеседника. Как и обычно, по ней не читалось ровным счетом ничего. Интересно, подумал Маэстро, он хотя бы догадывается, что такое страх? Или из него высосали вообще все человеческое?
— Слушай, — Бруно сплел перед собой пальцы рук, — а когда… если сюда заявится Беделар, что ты собираешься делать?
— Ничего, — ответил сигиец. — Ты собираешься делать.
Маэстро в очередной раз нервно захихикал.
— Попросишь его извиниться.
Бруно прикусил язык и болезненно зажмурился, схватившись за голову.
Наверно, Бруно умудрился все же задремать. Наверно, духота и густой табачный туман все же сморили его, хотя Маэстро и не был до конца уверен. Ему казалось, что он просто прикрыл глаза на минуту, пристроившись у стены. И вроде бы даже слышал взрывы хохота и стук костей домино за столом игроков, слышал сливающиеся в монотонный гомон разговоры набивающихся во второй половине дня в «Морского слона» работяг и просто забулдыг с улицы, топот ног, вскрики и окрики, через которые пробивался неприятный голос недовольной девки-разносчицы.
Однако в сон или во что-то беспокойное, давящее, тревожное, отдаленно похожее на сон все-таки провалился. Поэтому входная дверь хлопнула особо резко, громко и противно. У Бруно даже дух перехватило и сердце екнуло, от неожиданности он едва не подскочил на месте и, моргая сонными глазами, заозирался по сторонам. И не сразу понял, что посреди прокуренного зала «Слона» стоят четверо. Еще чуть погодя Бруно осознал, что у тех четверых подозрительно знакомые рожи, а именно Кессера, Бебека, Лобастого и, что хуже всего, Кристофа. А еще чуть погодя — что рожи целенаправленно высматривают кого-то среди присутствующих.
На этот раз в кабаке действительно стало тише. Игроки оторвались от домино, разговоры почти прекратились. Тот, кто утолял жажду в обеденный перерыв, решил повременить. У кого-то пропал аппетит. Раздраженная девка отлипла от стойки и приняла пристойную позу, смущенно оправляя юбку на непривлекательных ягодицах и влажную рубашку на плоской груди. Бармен-пират же, наоборот, насторожился, облокотился о стойку, запустил под нее руку, словно там лежал заряженный пистолет, а то и пара. Скорее всего, так оно и было.
Бруно тяжело сглотнул и оглянулся на сигийца. Тот сидел, опустив голову, и лица под шляпой было не видно. Могло показаться, что сигиец спит, если бы Бруно хоть раз видел его спящим.
Не найдя у него поддержки, Бруно повернулся на лавке к столу, сгорбился и взялся за пивную кружку. Даже отхлебнул для виду совсем нагревшегося, выдохшегося пива, настолько мерзкого, что не выдержал, поперхнулся и сплюнул обратно в кружку, брезгливо утирая губы.
Сигиец не пошевелился.
Повернувшись ко входу спиной, Бруно больше не видел тех четверых, но услышал, как они, тяжело ступая по дощатому полу, направились вглубь зала. Шли медленно, внимательно всматриваясь в лица работяг и забулдыг, которые наверняка нервно ежились под их взглядами, отводили глаза и пытались инстинктивно закрыться, спрятаться. В Анрии умели мгновенно распознавать бандитов, у которых за пазухой припрятан пистолет, тесак под сюртуком или курткой или нож за голенищем, и большинство людей спешили либо убраться, либо забиться в угол подальше от намечающейся разборки или еще чего в этом роде. На всякий случай. Кто-то, судя по скрипу двери, так и поступил. А может, наоборот, в кабаке прибавилось народу — Бруно точно не мог сказать. Он сидел, вцепившись побелевшими пальцами в ручку кружки, и отчаянно сопротивлялся желанию обернуться.
— Эй, деда! — окликнул бармена Кессер. Пожалуй, после Йорга самый злобный из коллекторов Беделара, с которым тоже договориться никогда не получится — выбьет все, да еще и пару зубов для верности. — Налей-ка пива! На четверых! Только без ссанины.
— Нищебродам модерским не наливаю, — сварливо отозвался пират. — Даже ссанины.
— Ну че начинаешь, родной? — фальшиво обиделся Кессер. — Мы ж так, глотку промочить забежали. Деньги есть…
— Ну так и беги в свой Модер, — сказал бармен.
— Нехорошо так с клиентами, деда, ох, нехорошо.
— А ты мне не клиент.
— Не заводись, родной, — неприятно рассмеялся Кессер. — Я ж тебе просто совет даю. Добрей быть к люд я м надо, они к тебе потянутся. А будешь хамить — вдруг чего дурного выйдет…
— Ты никак угрожать мне вздумал? — повысил голос бармен.
— Да какие угрозы, родной? — усмехнулся Кессер. — Я ж так…
— Ну так и пиздуй отсюда, раз так, — огрызнулся пират. — И подружек своих забери, чтоб народ мне не пугали. Ты не в тот район зашел, чтоб пальцы гнуть. Их тебе тут быстро обломают, стоит Вортрайху узнать.
— Тихо, деда, тихо, не ори, — проговорил Кессер с фальшивым заискиванием в голосе. — Мы ж люди разумные, понятливые. Зачем Вортрайху знать? Мы ссор не ищем. Мы тут так, мусор кой-какой прибрать.
— Ну так и прибирайся у себя в Модере, чего ко мне приперся?
— Да понимаешь, деда, — половица скрипнула, кажется, Кессер приблизился к стойке и наверняка облокотился на нее, — пташка одна напела, что крыса у тебя тут модерская завелась. Паскудная крыса. А ну как Штерк узнает, что ты у себя крыс прячешь?
— Не видал я крыс ваших, — жестко обрезал бармен. — У меня народ приличный собирается, а не шваль нищебродская.
Бруно почувствовал на себе пристальный взгляд. Не выдержал, обернулся, поднял голову и увидел склонившегося над столом Бебека.
— Здоро́во, — осклабился он во весь рот, полный гниловатых кривых зубов. — Как жизня, Бруно?
Маэстро натужно кивнул, вжимаясь в стену, метнул отчаянный взгляд на неподвижного сигийца. Тот даже головы не поднял, отгородившись от мира треугольной шляпой.
Бебек разогнулся, коротко кивнул, подзывая разбредшихся по окутанному табачным дымом залу коллекторов. Хозяйски навалившийся на стойку Кессер самодовольно улыбнулся до ушей.
— Нет, говоришь? А это, родной, тогда кто? — с фальшивым дружелюбием поинтересовался он.
— А хер его знает, — безразлично пожал плечами бармен. — На морде не написано, одет прилично. Мне с ним не под венец идти, чтоб спрашивать, кто таков.
— Ну так поясняю: вот та крыса и есть. И смотри, как отожралась. Так сразу и не признаешь, а, родные?