Спустя четверть часа Бальтазар остановился возле неприглядной лавчонки с мутными, немытыми витринами и недовольно сморщил гладко выбритое лицо. Недовольство вызвал не замызганный вид пригородного магазинчика с дурацким названием на гедском языке, для значимости продублированном на староимперском: «Аstronomicas praedicta». И не широко раскрытый глаз, вписанный в семиконечную звезду, на входной двери — Око Натаса, Князя Всезнания, излюбленный шарлатанами и балаганными фокусниками магический символ. Бальтазар поморщился из-за пары господ в голубых мантиях с красной окантовкой. Один из них сидел на вынесенном на крыльцо стуле и подбрасывал в воздух слабые огоньки. Другой, привалившись спиной к перилам и вытянув указательный палец на манер дула пистолета, лениво и почти не целясь сбивал огоньки коллеги весело трещащими змейками молний. Оба были молодыми, едва ли второго-третьего круга, и вместо того, чтобы стоять в оцеплении и внимательно следить за посторонними, маялись дурью.
Нутро будущего ревизора КР сжалось от возмущения. Бальтазару захотелось немедленно зачесть все нарушенные пункты должностной инструкции следователя КС и выписать нарушителям штрафы за преступную халатность, пренебрежение обязанностями и нарушение дисциплины, но он сдержался. Он здесь не для этого, а доклад о нарушениях можно написать и в спокойной обстановке у себя в кабинете.
Гайстшписен лишь покачал головой и вежливо кашлянул. Совершенно напрасно.
Магистры-следователи заметили его. Пиромант вскочил, опрокинув стул и стряхивая с рук вспыхнувшее от волнения пламя. Аэромант попал молнией в карниз крыши лавки, отлип от перил, вытянулся и наспех запахнул мантию. В тишине вильсбургской улицы очень громко прозвучал треск черепицы, упавшей на мостовую.
— Магистр… — пробормотал пиромант, втянув от испуга голову в плечи.
— Гайстшписен, — представился Бальтазар, отмечая, что перед ним и впрямь мальчишка, черноволосый, с едва пробившимися усами над губой и оранжевыми, взволнованно вспыхивающими внутренним огнем глазами. Вчерашний студент, наверняка еще стажер. Других на такое дело Комитет следствия вряд ли стал бы отправлять. — Магистр-дознаватель Комитета Равновесия.
Мальчишки нервно переглянулись: дознавателем КР мог быть только менталист, а это значило, что он уже перевернул обоим всю память и перетряхнул каждую мыслишку на предмет нелояльности Ложе, тайных махинаций, интрижек, заговоров, мелких нарушений и даже таких постыдных занятий, как первая мастурбация. Бальтазар сохранил выражение невозмутимого спокойствия. Ему не нужно было ковыряться в головах мальчишек, чтобы знать, что те забиты черными мифами о менталистах, развенчивать которые он не собирался.
Он молча поднялся по ступеням. Возле аэроманта остановился и придирчиво осмотрел его. Мальчишка сжался под его взглядом обычных серо-голубых глаз, зажмурился и захотел, видимо, взлететь на крышу вильсбургской ратуши, когда Бальтазар протянул к нему руки. Однако дознаватель лишь оправил на его плечах мантию и застегнул пуговицу на груди.
— Доложите обстановку, магистр.
Аэромант торопливо закивал:
— Да… так точно, магистр! Подозреваемый задержан. Сопротивления не оказал. Обыск проведен в присутствии свидетелей. Список запрещенных талисманов составлен, магистр Бренненд ведет первичное дознание на месте. Перемещение подозреваемого временно отложено по… — он нерешительно запнулся, когда дознаватель смахнул с его плеч воображаемую пыль.
— По приказу старшего инспектора Комитета Равновесия, — договорил за него Гайстшписен, поправляя на груди аэроманта купритовый медальон Ложи. — Знаю. Позволите, магистры? — располагающе улыбнулся он.
— Конечно, — пиромант подскочил к двери и распахнул ее. Глухо звякнул колокольчик.
Бальтазар кивнул и, заложив руки за спину, шагнул к дверному проему, но на пороге задержался и уставился на пироманта. Мальчишка передернул плечами, трусливо бегая глазами, и полез за шиворот мантии, выуживая на свет спрятанный медальон. Дознаватель снисходительно усмехнулся и молча зашел в лавку, размышляя о том, что к рапорту о нарушениях добавится еще несколько пунктов.
Внутри Бальтазару сразу же пришлось пригнуться — лавка встретила его свисающими с потолка гирляндами оккультных безделушек. На его рост, не сказать что особо выдающийся, помещение явно было не рассчитано. А может, это был один из дополнительных хитрых, но дешевых способов оповещения. В том, что лавка покрыта сетью охранных печатей, Бальтазар почти не сомневался. Как и в том, что накладывали их не магистры Ложи.
Обстановка лавки привлекала внимание. В первую очередь, огромным количеством книг религиозного, оккультного, эзотерического и магического содержания. Оккультная и магическая литература была крайне популярна среди скучающих мещан и избалованных дворян, особенно в последнее время, когда столицу захватила мода на спиритизм, но Ложей не запрещалась в силу бессмысленности подобных запретов. Гримуары, сборники заклинаний и книги мертвых писались, пишутся и будут писаться во все времена в огромных количествах. В основном потому, что пишут их люди, далекие от магии. Настоящими знаниями не торгуют даже вольные.
Кроме книг в лавке имелось обязательное чучело арамского крокодила, покрытый пылью грустный скелет в углу и коллекция банок с разномастной заспиртованной дрянью: от пауков и змей до крыс и котят. На одной из полок даже стояла банка с гомункулом, хотя, скорее всего, то был мертворожденный уродец. Где-нибудь в лавке волшебства был припрятан и сундук с глиной с берегов реки Тейх, что течет в землях Рахарарум. Из нее лавочник когда-нибудь обязательно вылепит голема. Например, в следующей жизни.
За круглым столом посреди лавки сидели двое друг напротив друга: спиной ко входу — чародей в голубой мантии, увлеченно скребущий пером по листу бумаги, спиной к прилавку — подавленного вида гед, низко склонивший голову и нервно перебиравший большими пальцами сцепленных в замок рук. Магистр-следователь Ульрих Бренненд и астролог, чернокнижник, предсказатель и владелец магазина оккультных товаров Давид Вайс.
При звуке шагов Бальтазара гед поднял голову, вздрогнул и распространил шумную волну обрывков панических мыслей. Следователь не счел нужным отвлекаться, лишь обмакнул перо в чернильницу и продолжил вести протокол.
Дознаватель приблизился к столу и встал справа от чародея. Внимательно посмотрел на перепуганного Вайса, окинул взглядом лежащие на краю стола исписанные листы, уставился в седеющую макушку Бренненда. Вежливо кашлянул. Без должного эффекта.
— Добрый день, — сказал он, выдержав положенное молчание.
— Ага, — буркнул Бренненд, не отвлекаясь от письма. Гед лишь потряс головой.
Бальтазар сокрушенно вздохнул.
— Должен отметить, магистр, вы плохо воспитываете вверенную вам молодежь. Вы здесь, весь в работе, а они бездельничают, — непринужденно проговорил дознаватель.
— Аааа, — небрежно махнул рукой Бренненд, наконец-то оторвав голову от листа бумаги. Работа в Комитете следствия оставила неизгладимый след на его лице: по всей левой стороне от виска до подбородка тянулись три глубокие борозды застаревших шрамов от чьих-то когтей, которые Бренненд пытался скрыть густой пегой бородой и длинными волосами, стянутыми для удобства в хвост. — Пусть лучше свежим воздухом дышат. Мне так спокойнее.
— Плохо вы готовите себе кадры на смену, магистр, — улыбнулся Гайстшписен.
— От этих кадров больше вреда, чем пользы, — проворчал следователь. — Из них все равно не выйдет толку. У них в башке одни лишь сиськи-письки, пьянки-гулянки, дурь да ветер. Тебе ли, Бальтазар, не знать, — двусмысленно хмыкнул он, взглянув на дознавателя медными глазами пироманта.
Ульрих Бренненд был чародеем немолодым еще в те времена, когда Бальтазар сам был младшим следователем КС, «из которого все равно не выйдет толку», а прослужил в нем дольше, чем Гайстшписен прожил. Бренненд, наверно, и родился сразу ворчливым, бестактным, грубым стариком со скверным характером, но в том, что он — один из лучших и опытных следователей, да и не последний чародей арта не сомневались даже в Комитете Равновесия. Он мог бы занимать пост старшего инспектора, но скверный характер навсегда оставил его на пятом круге Ложи. Впрочем, Бренненда, видимо, все устраивало.