Гигант в сером подтолкнул его вперёд. В движение не было вложено особой силы, но Сигизмунд ощутил за этим прикосновением силу горного обвала. Он развернулся, нырнул, пытаясь проскочить мимо гиганта. Кулак сомкнулся на его шее и оторвал его от пола. Он брыкался и царапался, извиваясь, даже когда почувствовал, как бронированные пальцы впились в мясо шеи и позвоночник. Он смотрел в глаза гиганта, красные на фоне белого шлема.
— Ты согласишься, — прорычал он.
— Отпусти его, — произнёс женский голос. Хватка на шее Сигизмунда не ослабла. — Истинное согласие не достигается угрозой. Отпусти его.
Пальцы разжались, и Сигизмунд, задыхаясь, рухнул на каменный пол. Женщина в серебряной маске подплыла к нему и, прежде чем он успел среагировать, взяла его под руку и подняла на ноги.
— Ты познал страдания, — сказала она, и Сигизмунд с удивлением услышал в её голосе нотку сочувствия. Он понял, что её лицо было маской, веки были закрыты, как будто в безмятежном сне. — Я это вижу. Мне жаль, но сейчас будет ещё больнее, а потом ещё больнее, и затем... — Женщина кивнула. — Вы не должны быть детьми доброты, и ваше перерождение не будет добрым. За это я тоже прошу прощения. — Она протянула руку и коснулась его щеки; он отпрянул от холодного прикосновения. — Недоброе порождение последних дней эпохи невежества. По крайней мере, так говорит Повелитель Терры, это надежда, которая придаёт боли смысл. — Она опустила руку и отвернулась, плывя к круглому каменному столу. — Как твоё имя, сын Терры?
Он колебался, как будто произнести имя означало отказ от части себя, за которую он боролся, от части себя, которая найдёт выход из этого подземного мира чудовищ и ведьм.
— Сигизмунд, — сказал он.
— Старое имя… Я — Гелиоса. — Она указала на другую женщину в серой мантии. — А это моя дочь, Андромеда, шестнадцатая, носящая это имя. Старые имена… Мы все носители истории, Сигизмунд, ты знал об этом? Каждая жизнь переносит прошлое в будущее. Во всех людях есть принцип всеобщего, который пытается выразить себя. Для некоторых он никогда не получает возможность всплыть на поверхность. Для других он переделывает их.
Она подняла руку, и паук с серебристыми металлическими лезвиями скользнул из темноты наверху. Сигизмунд обратил внимание на канавки и каналы, которые пересекали каменный стол и спускались по его бокам к зеркальным лужам воды в полу.
— Мы собираемся сделать с тобой что-то ужасное, Сигизмунд. Многие, на самом деле большинство из тех, кто подвергается этой трансмутации, не выживают. Ты можешь не выжить, хотя что-то подсказывает мне, что ты этого не допустишь, если сможешь, и я, со своей стороны, надеюсь, что ты выживешь. Я не совершаю обряды над большинством претендентов, которых приводят сюда, но я проведу его над тобой… Если ты позволишь.
— Матриарх Гелиоса... — прорычал гигант в сером, но женщина по имени Андромеда шагнула вперёд.
— Будет так, как пожелает матриарх, — сказала она. — У него будет выбор, и если ты не хочешь, чтобы мы прекратили производство твоей породы, ты будешь молчать.
Гигант покачал головой, но больше ничего не сказал. В его молчании был гнев.
Сигизмунд посмотрел на Гелиосу. Мысленно он наполовину задавался вопросом, не бредит ли от голода или лихорадки, и не видит ли в последнем сне перед концом истории о подземном мире и стражах у врат жизни и смерти.
— У меня есть выбор? — спросил он.
— Выбор есть всегда, — ответила Гелиоса. — Даже если альтернатива — умереть, это выбор. Идти дальше, выживать, иметь возможность стать — это тоже выбор.
— Кем я стану? — спросил он.
— Как ты думаешь, кем ты станешь? — сказала она.
— Одним из них, — сказал он, кивнув в сторону гиганта.
— Если ты переживёшь этот процесс, да, ты станешь одним из них — одним из Легионес Астартес Императора Терры.
— Я не знаю, что это значит, — сказал он.
— Чего ты боишься, Сигизмунд, что это значит?
— Существо тьмы, посланное молиться за живых.
Гелиоса рассмеялась, коротко и холодно.
— Достойный страх, — заметила она. — Я не могу сказать, что ты не станешь таким, но я могу сказать тебе, что это не сделает тебя тем, чего ты боишься. Или сделает, или ты станешь чем-то большим, или станешь ничем, это будет так, как должно быть.
Она протянула руку к каменному столу под пауком с лезвиями.
Сигизмунд взглянул на гиганта, а затем забрался на стол. Камень холодил спину. Он посмотрел на висевшие над ним лезвия. Что-то обвилось вокруг его рук и ног, крепко сжимая. Он услышал, как потекла вода. Над ним щёлкнули серебряные паучьи конечности.