Сигизмунд смотрел на огонь и лицо Дорна за ним. Мир остановился. Существование превратилось в каменные стены на периферии зрения, и свет пламени, и эхо слов в ушах. Затем он увидел их, фигуры, которые помнил, и некоторые, которые, как он думал, забыл: Иск стоит, подняв пистолет, вспышка смертельного света на мгновение отразилась на хроме его черепа; апотекарий Гончих Войны Хал на коленях рядом с телом умиравшего, лезвие редуктора вращается, когда он сжимает окровавленный кулак брата.
— Ты будешь жить в войне, — сказал Хал.
Коробан стоял позади него, пока шёл дождь и Короли Трупов кружили вокруг…
Тера прикоснулась железным прутом ко лбу перед тем, как в последний раз встретиться с бандами убийц…
Чуть дальше полузабытая женщина с янтарными глазами смотрела на него из-под складок синего шарфа. Кровь и звуки выстрелов…
— Иди, — сказала женщина, и в уголках её глаз отразился огонь, и послышался рёв мира, который разваливался на части.
— Нет! — тихий голос, непокорный, желавший удержаться, остаться, стоять там, где он был.
— Иди! Не останавливайся, ты понял? Иди! Сейчас же! — А потом она ушла, отвернувшись, с оружием в руке, направленным навстречу тому, что надвигалось, а он стоял, и просто медленно проходила секунда, дыхание в его лёгких, глаза широко раскрыты, руки и ноги не двигаются. Затем он повернулся и побежал.
Он посмотрел в глаза Рогалу Дорну, шагнул вперёд, снял перчатку и сунул руку в огонь.
Плоть начала обугливаться. Боль начала впиваться в пальцы, ладонь, руку. Его лицо оставалось неподвижным.
— Я Сигизмунд, — сказал он, — воин Седьмого, и вместе со своим я несу имя Иска, павшего в битве, в храм Клятв.
Дорн выдержал его взгляд, и Сигизмунд почувствовал, как кожа начала слезать с обожжённых пальцев.
— Ты хотел быть воином? — спросил примарх.
— Нет, — ответил Сигизмунд.
Мерцание пламени заполнило глубины взгляда примарха.
— Тогда почему ты стоишь здесь?
— За тех, кто не может.
Дорн выдержал его взгляд, а затем сжал его руку в пламени.
— Произноси свою клятву, Сигизмунд, — сказал он.
— Ваш лорд отец, — сказал Фосс, — вы впервые встретились с ним, когда приносили клятву?
— Да, — сказал Сигизмунд.
— «Есть только война» — эти слова он произнёс тогда. Они, должно быть, произвели впечатление.
— Слова моего отца в тот день, когда я принёс клятву, не являются причиной того, что я верю, что Крестовый поход никогда не закончится.
Фосс выгнул бровь.
— Тогда какое значение этот момент имеет для вашей истории?
— Это был момент, когда я понял, что мы боремся не только за людей, но и за идеи. Это был момент, когда я понял, что у неповиновения и искусства войны может быть более высокая цель.
— Ваш отец производит такое впечатление, — заметил Фосс, делая пометки.
— Он очень высокого мнения о тебе, — сказал Сигизмунд. Фосс удивлённо посмотрел на него. Сигизмунд кивнул. — Твои работы почти обязательны для командиров Седьмого. Он цитировал тебя мне и другим лордам примархам в моём присутствии. Если Крестовый поход ведётся путём демонстрации правды и идей в той же степени, что и с помощью пули и клинка, тогда ты один из его чемпионов.
— Я польщён, — сказал Фосс, снова глядя на свою работу.
— Я тоже восхищаюсь тобой, — сказал Сигизмунд.
Голова Фосса дёрнулась вверх. Сигизмунд улыбнулся, и Фосс заметил контроль в его взгляде, суждение. Это напомнило ему не только о физических способностях легионеров Императора, но и об интеллекте, который ими двигал.
— У тебя большой талант, но ты работал и тренировал этот талант, и использовал его на службе чему-то большему, чем ты сам.
— Я бы не сказал, что все мои поступки полностью лишены эгоизма, — сказал Фосс.
— Немногие человеческие поступки таковы.
— А поступки космических десантников? Примархов? — Сигизмунд не ответил, и Фосс знал, что прямого ответа на этот вопрос он не получит. –Знаете, это была идея лорда Дорна, вашего отца, моё «призвание», я полагаю, мы должны называть это так. Я был никем, мелким торговцем, которому пришла в голову глупая идея использовать последние из своих иссякающих средств для участия в Крестовом походе. Я думал о том, чтобы вступить в полки, стать солдатом Армии, но я никогда не отличался храбростью.