Последняя попытка прийти к взаимоприемлемому решению состоялась у меня на квартире в декабре 1971 г. (в канун очередной годовщины тогдашней Конституции). Анатолий Александрович стоял на своем. Я тоже отказывался снять свои сведенные к минимуму замечания.
Все это привело к тому, что при защите Анатолием Александровичем докторской диссертации в, марте 1972 г. я выступил против. Несмотря на это, после выступления Иоффе в поддержку диссертации Ученый совет подавляющим большинством голосов присудил Анатолию Александровичу докторскую степень.
Дальше события разворачивались следующим образом. Диссертация поступает в ВАК (в то время я еще не входил в состав экспертного Совета ВАКа). Ее направляют на отзыв «черному» рецензенту, который держит ее свыше года (!), после чего в ВАК поступает резко отрицательный отзыв объемом свыше 50 машинописных страниц.
Не помню, направлялась ли диссертация на отзыв еще одному рецензенту (кажется, да, причем отзыв был положительным), после чего диссертация по сложившейся тогда практике ВАКа направляется на повторную защиту в спецсовет Института государства и права АН СССР.
Вновь я оказываюсь в трудном положении. Направлять ли в спецсовет свой отзыв о диссертации или нет. Решил идти до конца. Подумал, что, если отмолчусь, сославшись на то, что я член экспертного Совета ВАКа, это будет истолковано как научная трусость. В результате повторной защиты диссертации по ней было вынесено отрицательное заключение. Состоялось это в декабре 1976 г., после чего Собчак свою диссертацию из ВАКа отозвал.
Для меня это закончилось словесным оскорблением со стороны Собчака после его возвращения из Москвы с неудачной защиты и вынужденным уходом с кафедры гражданского права, на которой я проработал свыше четверти века, и переходом на кафедру государственного права, где я работал в течение трех лет.
Вернулся я на кафедру лишь в начале 1980 г., после того, как Иоффе покинул пост заведующего кафедрой, а затем и должность профессора кафедры, причем Собчак в числе других лиц, которые в то время его поддерживали, всячески этому противодействовал.
К диссертации Анатолия Александровича пришлось вновь вернуться в конце 1981 — начале 1982 г., когда он представил ее новый вариант. И вновь я оказался ее рецензентом. К сожалению, и на этот вариант я не смог дать положительный отзыв. В чем-то она даже проигрывала по сравнению с первым вариантом, поскольку была написана почти целиком по литературным источникам и во многом утратила критическую остроту.
Против допуска диссертации к защите кроме меня голосовали тогдашний заведующий кафедрой профессор К.Ф. Егоров и профессор В.А. Мусин, воздержались доценты К.К. Лебедев и Т.А. Фаддеева. Большинство кафедры рекомендовало диссертацию к защите.
В 1983 г. Анатолий Александрович успешно защитил эту диссертацию во Всесоюзном научно-исследовательском институте советского законодательства. При прохождении диссертации в ВАКе она после получения положительных отзывов «черных» рецензентов была утверждена.
К тому времени я был настолько измотан борьбой вокруг этой диссертации, что на заседание экспертного Совета не поехал, сказав тогдашнему заместителю председателя Совета профессору А.М. Васильеву, что не буду возражать против присуждения Анатолию Александровичу докторской степени. На этом одиссея с присуждением Анатолию Александровичу докторской степени закончилась.
Антон Иванов: В отличие от многих известных ученых, которые занимаются лишь собственным продвижением в науке, Ю.К. главное внимание, во всяком случае последние 20 лет, уделяет своим ученикам (аспирантам и соискателям). И дело не в количестве учеников, а в подходе к ним. Они не могут рассчитывать на какое-либо снисхождение или поблажки.
Любая работа оценивается по наивысшему счету. Пока ученик не усвоит требуемый объем знаний, занятия с ним будут продолжаться. И лишь при полной уверенности Ю.К. в том, что кто-то напрочь лишен способностей, он прекращает работу с ним, делая это столь корректно, что нет повода для обиды. Во время бесед с учениками происходит творческий обмен мнениями, в результате чего их знания углубляются. Таким образом, стать учеником Ю.К.– одновременно и почетно, и опасно.
Каждая встреча с Ю.К. надолго остается в памяти. В последние годы он принимает учеников у себя дома, причем общается с каждым из них несколько часов. И не имеет значения, обсуждается ли какая-либо тема из числа входящих в кандидатский минимум или письменная работа,– будьте уверены, разговор продлится долго. Разумеется, это общение выходит далеко за рамки тех требований, которые предъявляются к работе с аспирантами и соискателями. В нем каждый находит что-то свое.
По сути, общение — бесценный дар учителя, который начинаешь по-настоящему осознавать, лишь столкнувшись впоследствии с черствостью и себялюбием коллег по науке. И Ю.К. постоянно напоминает своим коллегам о долге учителя, действуя по отношению к ним в качестве неприятного, но так необходимого нравственного императива.
Все эти принципы работы с учениками позволили Ю.К. Толстому создать свою научную школу, конечно не в организационном, а в духовном смысле. Его ученики во многом усвоили преподанные им принципы работы, и хотя их взгляды часто расходятся со взглядами Ю.К., принципы рассуждения о праве, подход к познанию законов, дотошность, внимание к доктринальным аспектам остаются едиными.
Ученики продолжают поддерживать связи друг с другом и со своим учителем, образуя общий круг и стараясь следовать в своей научной деятельности тем принципам, которые пытался привить им Ю.К. Толстой. Впрочем, судить об этом должны потомки. Пока же можно сказать, что связующим звеном для своих учеников выступает сам Ю.К.
Кондратъ: В нашей студенческой иерархии первое место на юридическом Олимпе занимал профессор Иоффе, и, надо понимать, вовсе не потому, что его звали Олимпиадом Соломоновичем. Второе место занимал Ю.К. Третьим шел Собчак.
Если первые двое пользовались уважением и любовью студенческой братии, то Собчак вызывал у нас только уважение. Конфликты, если таковые были, за пределы кафедры не выносились, а самим разобраться что к чему у нас, естественно, мозгов не хватало, да и времени не было.
Многие отмечают, что Толстой одновременно сочетает в себе такие качества, как требовательность и деликатность. Сочетание, что и говорить, редкое. Требовательных преподавателей много. Тот же Собчак порой бывал сколь безжалостен, столь и беспощаден. Мог мокрого места от студента не оставить. Иное дело Толстой. Но я бы на первое место все же поставил его деликатность, а требовательность — на второе.
Вот, к примеру, на экзамене, пока не начнет отвечать первый доброволец, всегда есть люфт минут в десять-пятнадцать, которые отводятся ему на подготовку. Как-то раз, в одну из таких пауз Толстой сидел и что-то быстро писал перьевой ручкой, покрывая листки бумаги частыми густыми строчками.
Как он заметил, что одна из студенток списывает — непонятно. Заметить то заметил, но своих занятий не прекратил, писать не перестал, а, не поднимая головы от стола, спросил:
— Не будет ли кто-нибудь так любезен, чтобы передать мне на несколько минут учебник. Я посмотрю и тут же его верну.
*** Академик Анатолий Васильевич Венедиктов — особая страница в жизни академика Юрия Кирилловича Толстого.
После окончания гимназии юный Венедиктов вступил в РСДРП (б), был активным пропагандистом большевистского движения, за что привлекался к ответственности, но отошел от политики после поражения революции 1905-1907 г.г. и занялся наукой — сначала экономической, потом юридической, обучался на семинарах по римскому, гражданскому и торговому праву в престижных учебных центрах Европы — Берлине, Гейдельберге, Геттингене, Мюнхене, Лозанне.
В 1944 году при воссоздании под его руководством после 14-летнего перерыва юридического факультета Ленинградского государственного университета был назначен его деканом.