И в поисках ответа на эти жгуче актуальные вопросы Воннегут независимо от своих симпатий к тем идеям, что вложены в уста Боконона, должен был развенчать боконизм — именно за неспособность на деле отстаивать те самые принципы, которыми боконизм вдохновлялся. Поэтому-то в «Колыбели для кошки» «комедия веры» занимает свое необходимое место. И гротеск ее оттого и беспощаден, что, по сути, надо говорить о драме — расставании с иллюзиями. О споре с доктриной, которая влекла и обманывала тем, что на знамени ее приверженцев был начертан призыв защитить человека в бездушный, бесчеловечный век.
Полемика велась не с абстрактной концепцией, а с широко распространенными верованиями. С настроениями хиппи. С их шумно заявившей о себе как раз в это время «новой чувственностью», поборники которой поторопились объявить Воннегута своим оракулом, не обратив внимания на то, что писателя уже не может удовлетворить пассивный гуманизм. Что прекраснодушная любовь к человеку в столкновении с силами технократии имеет столько же шансов на победу, сколько сплетенная из шпагата игрушечная колыбель — на то, что ее облюбует живой котенок. И что боконизм, которому в республике Сан-Лоренцо поклонялись все от президента до последнего нищего, не предотвратил гибели острова — трагедии, преподавшей наглядный урок всем, кто хотел бы призывами к освобождению человеческого в человеке освободить самих себя от подлинной ответственности перед будущим.
Остров Сан-Лоренцо погиб от льда-девять — вещества, нескольких кристаллов которого достаточно для того, чтобы убить всю жизнь на земле.
Лед-девять изобрел Феликс Хонникер, выдающийся физик, лауреат Нобелевской премии; «там, где был он, — гласит мемориальная доска на стене его лаборатории, — проходил передний край современной науки». Однажды генерал морской пехоты США пожаловался Хонникеру, что боевая техника в джунглях оказывается бесполезной — вязнет в болотах; Хонникер нашел выход из положения — надо бросить в болото крупицу льда-девять и оно замерзнет. А потом замерзнут протекающие через болото ручьи, и реки, куда они впадают, и моря, куда впадают реки. Однако данный аспект проблемы Хонникера не волновал. Перед ним была поставлена конкретная задача, и он нашел простой и гениальный способ ее решения.
До этого он изобрел атомную бомбу. Когда бомбу в первый раз испытали, к Хонникеру обратился один из коллег, заметивший: «Теперь наука познала грех». Хонникер не понял, о чем идет речь, и спросил: «Что такое грех?»
«Люди чистой науки работают над тем, что увлекает их, а не над тем, что увлекает других людей». Этому кредо «чистой» науки — сциентизма, афористически выраженному ближайшим помощником Хонникера доктором Бридом, создатель льда-девять следовал до смертного часа. Доктор Хонникер, по собственному признанию, был очень счастливым человеком. Всю жизнь он питал любовь к головоломкам, куда более сильную, чем интерес к людям. Головоломками были то колыбелька для котят, то лед-девять. В сознании великого физика это вещи одного ряда. Получив сосульку, он положил ее в баночку и поставил на полку кухонного шкафа: миссия ученого закончена, а с продуктом его труда могут поступать как угодно.
В «Колыбели для кошки» Воннегуту важно охарактеризовать сциентизм как тип сознания, получивший широкое распространение в эпоху HTP. Описанная в романе история последнего открытия Хонникера содержит предостережение тем, для кого и будущее человечества — все та же кошкина колыбелька; это сигнал, который трудно не расслышать. Мировая катастрофа — конечная возможность НТР, когда ее двигателем становится сциентизм, а социальную ее программу диктует технократия. Модель общества, в котором НТР завершена и ведущую роль играют «чистая» наука и технократическая рациональность, Воннегут создал в «Бойне номер пять» — романе, объединившем многие мотивы его творчества.
Сциентизм выступает здесь уже как стройный взгляд на мир и как принцип его организации. Этот принцип осуществлен на планете Тральфамадор. История Тральфамадора — это история технократической «революции», доведенная до единственно возможной по логике вещей развязки.
Некогда Тральфамадор населяли обычные люди со своими слабостями, пристрастиями и сомнениями. Все эти странности человеческой природы создавали существенные препятствия на пути прогресса. Машина отвечала задачам прогресса куда полнее. И поэтому начали придумывать машины, заменяя ими людей, где только можно. А люди радовались: ведь машина освобождала их от множества докучных забот, позволяя без остатка отдаться подлинно высокому призванию.