Не дразни волка, когда тот рядом, подумал он, потому что он никогда не забывает обиды.
— Ну ладно, парни, подтянитесь, полковник ждет от вас, чтобы вы вели себя как настоящие солдаты. Вас, первую и вторую роту, удостоили чести сопровождать его, так что не ударьте в грязь лицом.
Когда сержант Шудер остановился рядом с ним, Винсент постарался выпятить колесом свою впалую грудь. Ганс секунду смотрел на него, затем, презрительно фыркнув, перешел к следующему солдату.
Винсент облегченно вздохнул. Полковник уже не внушал ему ужаса — больше того, он даже смотрел на однорукого командира, как на родного отца, — но Шудер сильно напоминал ему директора школы Оук Гроув, готового разразиться гневом по малейшему поводу.
Краем глаза Винсент видел приближающегося Кина в окружении доктора Вайса, майора О’Дональда и Калинки.
Кин остановил свою лошадь перед их рядами и обвел солдат взглядом.
— Значит, так, ребята, — спокойно сказал он, как будто все они были друзьями, отправляющимися кататься на лодке. — Калин, — указал он на стоящего рядом с ним крестьянина, — утверждает, что мы можем заключить мирное соглашение с этими людьми. Я верю, что все вы выполните свой долг. Я хочу, чтобы они увидели, что вы за солдаты. Одна ошибка приведет к катастрофическим последствиям для всех нас. Я надеюсь, что все пройдет гладко, и главное, не показывайте своего страха. Так что ведите себя как солдаты, что бы вы ни увидели. Если дела примут дурной оборот, стрелять только по моей команде или по команде сержанта Шудера. Вопросы есть?
— Полковник, похоже, мы в большой заднице. Что это за чертово место? — раздался наглый голос одного из солдат, Хинсена, как догадался Винсент.
Кин развернул лошадь и, подъехав прямо к Хинсену, остановился напротив него. На его лице не дрогнул ни единый мускул, но взгляд, которым он смерил солдата, был ледяным.
— Именно это мы и собираемся выяснить, рядовой, — резко ответил он. — Предоставьте мне об этом думать. Вы новичок в этом полку, рядовой, поэтому на этот раз я вас прощаю. Но если вы спросите ветеранов, они скажут вам, Тридцать пятый полк преодолевал любые трудности, какой бы враг ему ни противостоял. Еще вопросы есть? Больше вопросов не было.
— Тогда все в порядке. Майор О’Дональд остается вашим командиром до моего возвращения. — Сказав это, Кин посмотрел в ту сторону, где стояли капитан Кромвель и его команда. Перехватив взгляды, которыми обменялись оба командира, Винсент решил, что их взаимная неприязнь нисколько не ослабла.
— Старший сержант Шудер, мы выступаем.
Ганс двинулся вдоль линии солдат в начало колонны, бросив по пути презрительный взгляд на Хинсена.
— Поднять боевые знамена, — проревел Ганс, так что его наверняка было слышно аж в лагере русских.
Знаменосцы подняли древки. Солдаты увидели изрешеченный пулями звездно-полосатый флаг, а рядом с ним темно-синее знамя Мэна, которое приобрело сиреневый оттенок в красноватом отсвете солнца.
— Рота, направо! Шагом марш!
Сто солдат как один сделали поворот и направились к воротам. Впереди на коне ехал Эндрю, а сзади, в хвосте колонны, артиллеристы волокли пушку и ящик с зарядами.
— Сержант Данливи! — рявкнул О’Дональд. — Если начнется заварушка, угостите их двойным зарядом картечи.
— Есть, сэр! — во все горло заорал артиллерист в ответ на приказ своего командира.
Небольшая колонна прошла сквозь ворота и пересекла ров перед лагерем по деревянному мосту.
То, что увидел Винсент, заставило его крепче сжать мушкет. На дальних холмах стояли тысячи крестьян, а среди них туда-сюда сновало несколько сотен всадников. Шудер уже сказал им, что, если возникнут трудности, они просто построятся в каре и с боем отойдут обратно в лагерь. Но их было всего сто человек, и у них имелась только одна пушка, а их окружали тысячи людей. Винсент помнил, что полковник велел им не показывать страха, но его сердце готово было уйти в пятки.
— Музыканты, песню! «По равнинам Джорджии».
Барабанщик начал отбивать ритм, трубач затрубил.
— Ну, парни, пойте, черт бы вас побрал, — скомандовал Ганс. — Во всю глотку!
— Трубите в гори, ребята, песню мы споем… — затянули солдаты.
Винсент пел вместе со всеми. Это была их любимая походная песня, хотя речь в ней шла не о них, а о ребятах из отряда Билли Шермана, и колонна дружно зашагала в ногу.
— Ура, ура, над нами реет стяг. Ура, ура, свободы это флаг…
Их колонна пересекла поле с высокой травой и поднялась на вершину холма, где они вступили на дорогу, вившуюся вдоль хребта.
У Винсента перехватило дух от открывшейся картины, и ему еще сильней захотелось домой, в леса Мэна. В долине перед ними высились стволы берез, среди которых попадались ели, стройные высокие сосны и изредка клены. На самой вершине холма Винсент оглянулся к увидел море, а на западе виднелись другие далекие холмы. По центру долины петляла широкая извилистая река, впадавшая в пресноводное море примерно в десятке миль от того места, где они потерпели крушение.
Колонна продолжала идти вперед. «По равнинам Джорджии» сменилось «Девушкой, которую пришлось покинуть мне», а за ней последовал «Боевой гимн республики».
Солдаты пели в охотку — как для поднятия своего боевого духа, так и для того, чтобы поразить всадников, скачущих вокруг них.
Когда они начали спускаться к реке, открытые поля уступили место высоченным деревьям.
Они шли без отдыха уже больше часа, и по спине Винсента текли струи пота. Но полковник не давал команды устроить привал, желая показать, кто за ними следил, насколько выносливы его люди.
Слева от них, между дорогой и широкой мутной рекой, находилось заросшее высокой травой поле. Справа с холмов стекал небольшой ручей, и у шаткого деревянного мостика через узкий поток Кин наконец разрешил десятиминутную передышку.
Сняв кепи, Винсент огляделся, и радостная улыбка озарила его лицо. Это было чудное тихое место: в поле мычали коровы, которых пасли крестьяне, безмолвно глядевшие на необычную процессию.
Танцующие струи ручья весело журчали. В красноватом свете солнца казалось, что они сплетены из мерцающих рубинов.
Короткая передышка быстро закончилась, и колонна двинулась дальше, оставив позади это спокойное место. Дорога вела на север, где встречалось еще больше полей и высоких деревьев. Впереди показалась деревня, и, когда они проходили сквозь нее, Винсент ужаснулся непролазной грязи, заполнявшей улицы этой деревни, которая так отличалась от чистых и ухоженных деревень Мэна. Чумазые босые дети стояли у дверей бревенчатых домов; рядом с ними были женщины, выглядевшие лет на пятьдесят, хотя Винсент чувствовал, что им не больше тридцати. Никто из них не сказал ни слова при виде незнакомцев.
Единственное большое двухэтажное здание тоже было сложено из бревен. Покрытое искусной резьбой, оно находилось на площади в центре городка; из его окон на них смотрело несколько женщин в цветных платьях.
— Здесь наверняка живет местная шишка, — сказал Билл Уэбстер. Винсент посмотрел на лысоватого солдата, который казался ему приятным и умным парнем.
— Все в грязищи, кроме знати, — отозвался он.
— У меня папаша банкир, — сообщил ему Уэбстер, — но он все заработал своими руками, и я так сделаю. Похоже, здесь другие обычаи.
Винсент промолчал, не желая судить опрометчиво, но подумал, что никогда не видел, чтобы люди жили так убого.
А дорога вела их все дальше, и вдруг перед ними огромной стеной встал сосновый бор. Среди деревьев-великанов дорога казалась тонкой ниткой, исчезающей в глубине чащи. Из леса вылетела группа всадников, которые начали гарцевать перед колонной.
— Если нас ждет заварушка, — прокричал Шудер, — то она может начаться прямо сейчас. Так что не дрейфьте, парни, и сохраняйте спокойствие.
Всадники были настроены весьма воинственно и, казалось, пытались взять их на испуг. Большинство из них попридержали коней, но некоторые воины остановились в дюжине ярдов от колонны, открыто демонстрируя свою враждебность. В их сторону летели отдельные выкрики — очевидно, угрозы, — но никто из солдат не решался отвечать на них, так как Шудер, шедший вдоль строя, пугал их куда сильнее, чем любой русский.