Воронцов, вызванный повесткой, в прокуратуру не явился. Зато ко мне позвонил Семен Вахрамеевич Лукин. Директор третьей автобазы просил срочно его принять.
- Приезжайте, - сказал я.
Через пятнадцать минут Лукин был у меня. Обычно степенный, несуетливый, Семен Вахрамеевич на этот раз быстро прошел по кабинету, протянул мне свою крупную руку и, плюхнувшись на предложенный стул, начал с места в карьер:
- Что же это ты, Захар Петрович, со мной делаешь?
У Лукина была манера со всеми говорить на "ты", но никто не обижался. У кого-нибудь это и выглядело бы высокомерно или пренебрежительно, но у Семена Вахрамеевича получалось так, словно он каждый раз общается со своим самым добрым приятелем.
- Дожил до таких лет, - продолжал директор, - когда уж голова седеет, да вот бог рано лишил волос, - невесело пошутил он, трогая гладкую, как бильярдный шар, голову, - ни разу не то что выговора, замечания не имел, а тут на позор выставляешь.
- Как это? - спросил я.
- Всякие нехорошие слухи пошли по городу.
- Не слышал, - ответил я. - Сами знаете, Семен Вахрамеевич, слухами не интересуюсь. Давайте ближе к делу.
- Давай, прокурор, - вздохнул директор. - Темнить мне с тобой нечего... Почему вас интересует Пикуль? Побил мальчишку... Поэтому?
- Не только.
- Вам и руководству автохозяйством наврал про похороны... Словом, Пикуля мы поставили на место. Как только выйдет из отпуска, будет слесарить. Так решили администрация и профком. Короче, осудили его поступок всем миром. Хочешь проверить - молнию сегодня вывесили. Позор хулигану! И вот тебе резолюция собрания наших работников...
Лукин положил на стол бумагу. Я прочел ее.
Пикуля ругали за недостойное поведение, выразившееся в хулиганских действиях (ударил школьника) и в обмане руководства автохозяйства, когда он просил отпуск без содержания.
- Из-за одной паршивой овцы поклеп на весь коллектив, - вздохнул Лукин и помолчал, ожидая, что я скажу.
- Дело, Семен Вахрамеевич, намного серьезнее, чем вы думаете.
- Полноте, Захар Петрович, - возразил Лукин. - Я-то уж своих знаю как облупленных. Если что и натворили, уж, во всяком случае, не такое, за что нужно в каталажку... Ты мне скажи толком, сами разберемся...
- Теперь уже придется разбираться нам.
Лукин посуровел, потяжелел, задумчиво теребил свой длинный ус.
- Да? - посмотрел он на меня исподлобья.
- Раз уж вы, Семен Вахрамеевич, так хорошо все и всех знаете, то наверняка вам известно, по какой причине вызывал следователь Пикуля.
- Что-то насчет дизтоплива?
- Ну, вот это другой разговор. А то прикинулись...
- И охота вам пустяками заниматься?
- Какая уж тут охота! Но вот такие, вроде Пикуля, вынуждают, невесело пошутил я и серьезно добавил: - На вашем месте я бы помог следствию разобраться во всех этих, как вы говорите, "пустяках". А вы даже не побеседовали обстоятельно с Фадеевым. Не приструнили Воронцова, который вообще отмахнулся от следователя, будто для него законы не писаны...
Лукин тяжело вздохнул.
- Зря, Захар Петрович, зря ты все это затеял, поверь мне. Воронцов крепкий орешек. За него знаешь какие силы встанут! Теперь уже не меня вызывают в область на ответственные совещания, а его! И там он не в зале сидит, как все смертные, а в президиуме! Вот так! Признаюсь тебе честно: я только стул директорский занимаю, а верховодит у нас в автохозяйстве Герман Степанович!.. Пока, насколько я понял, можно все уладить без больших потерь... Выложи мне ваши претензии, а мы отреагируем. Чтобы другим повадно не было. Слово тебе даю: наведем порядок! Тогда со спокойной совестью уйду на пенсию.
- Если сделаем, как вы предлагаете, - сказал я намеренно жестко, - мне будет стыдно до конца жизни!
Лукин подумал, потеребил ус и опять хмуро произнес:
- Да?
- Да, Семен Вахрамеевич, - ответил я. - Вы воевали?
- А как же! - Он вдруг разволновался. - В гвардейском полку! Водителем на знаменитых "катюшах"! Закончил войну старшиной...
- Тогда мне и вовсе непонятно, гвардии старшина... Не учить же вас, что за правду нужно бороться... Особенно сейчас, когда объявлена непримиримая война обману, хищениям, припискам!
Я замолчал. Директор тоже некоторое время безмолвствовал, видимо переваривая мои слова.
- Можешь выложить, что вы там раскопали? - наконец произнес он.
- Зайдите к Фадееву, - посоветовал я. - Это будет полезно обеим сторонам.
- Сейчас не могу. Вырвался на минутку. Начальство из области прикатило. Завтра - в обязательном порядке! - пообещал Лукин.
- Передайте Воронцову, - сказал я напоследок, - если он еще раз не соизволит явиться к следователю по повестке, то приведем с помощью милиции.
- Передам, - буркнул Лукин.
Назавтра Семен Вахрамеевич не пришел.
- Звонил ему, - сказал Фадеев, зайдя ко мне с материалами следствия. Секретарша чуть не плачет: Лунина с сердечным приступом увезли в больницу.
Я передал в подробностях наш вчерашний разговор.
- Значит, Лукин не на шутку переволновался... Я вот думаю, Захар Петрович, действительно ли он не знал, что творит Воронцов?
- Трудно сказать. Наверное, догадывался.
- А почему смотрел на это сквозь пальцы?
- На пенсию вот-вот собирается. Хотел спокойно дожить до нее... Ну, что у вас, Владимир Гордеевич?
- Теперь Воронцову не отвертеться, - торжествующе сказал следователь. - Вот результаты экспертиз. В овраге возле Матрешек нет грунта из котлована универсама. А в карьере на Кобыльем лугу - грунт из котлована универсама и больницы с улицы Космонавтов!
- Ясно, - кивнул я. - Но вы сказали, что возле Матрешек нет только грунта из котлована универсама. А из котлована больницы?
Фадеев несколько смутился.
- Понимаете, Захар Петрович, в Матрешках есть земля с улицы Космонавтов, но в очень небольшом количестве.
- Значит, все-таки есть!
- Всего несколько холмиков. Мы прикинули: машин пятнадцать - двадцать. Кучи довольно свежие. Так что можно с уверенностью говорить: грунт, который предназначался для Матрешек, воронцовская бригада завезла на Кобылий луг. Причем все горючее шоферы получили сполна, как если бы ездили в Матрешки. Это я узнал у некоей Елены Гусевой. Она отпускает в автохозяйстве солярку. Между прочим, все называют ее Алькой...