Выбрать главу

Маленького Марселя больше тянуло к станции слежения, которая была расположена в нескольких километрах от места строительства на возвышенности. Мощный радиотелескоп, экран которого выглядел словно гигантская паутина, имея диаметр пятнадцать метров, особенно притягивал его.

И Нильс Йенсен вскоре был то на стройке, то у Марселя на станции. С большой охотой он слонялся по новому поселению или проходил по расположенной немного в стороне старой деревне Ча-дин-даг, шутил с детьми или слушал разговоры стариков, которые рассказывали о временах, когда электрический свет был так же неведом им, как автомобиль. При этом ему очень пригодилось знание китайского. Он также кое-что узнал о мрачном монастыре высоко на скалах – но совсем немного. Боязнь удерживала стариков от того, чтобы рассказать об этом больше, и Нильс скоро понял, что некогда такой могущественный монастырь и по сей день вселял в сердца многих страх.

Йенсен был точно так же уважаем и любим жителями деревни, как и Петр у строительных рабочих.

Но на четвертый день случилось нечто, что принесло ему еще больше уважения.

Уже несколько раз репортер поднимался в горы и возвращался через несколько часов усталый, но восторженный красотой раскрашенной по-весеннему природы. Он любил горы и сам был ярым альпинистом.

В этот день его занесло в ущелье Святой воды, из которого брал начало источник, которому приписывалось целебное воздействие. Ущелье было вырезано в горе словно ножом и, пожалуй, несколько сот метров глубиной. Тропинка на его склоне вела наверх к радиолокационной станции, которая охотно использовалась рабочими, потому что была значительно короче чем дорога, обвивавшая гору большим изгибом. Нильс как раз намеревался найти удобный спуск с тропинки в ущелье, когда услышал грохот падающих камней. Путь перед ним круто изгибался, так что он не мог видеть причину камнепада.

Вдруг он услышал пронзительный испуганный крик человека. Длинными прыжками он подскочил к углу и заметил группу примерно из десятка местных рабочих, которые с бледными и растерянными лицами таращились в ущелье.

Один из мужчин, уклоняясь от удара камнем, очевидно, оступился, упал и соскользнул вниз в ущелье. Все это произошло в считанные секунды, прежде чем ему смогли помочь. И сейчас никто не решался посмотреть, что с пострадавшим. Как легко могло сорваться еще несколько камней и утянуть с собой в ущелье неосторожного!

Нильс не медлил. Как альпинист он постоянно носил во время своих прогулок веревку. Он крепко привязался, передал конец веревки для страховки рабочим и лежа на животе осторожно начал пробираться к месту падения.

Примерно на десятиметровой глубине пострадавший повис на горном выступе и не подавал никаких признаков жизни. Спасение прошло относительно гладко и быстро. Мужчина очевидно лишь потерял сознание. Он был быстро привязан и вытянут рабочими на дорогу.

Пострадавшего звали Йен-Фу и он был машинистом на насосной станции. Он отделался испугом и несколькими ушибами. Уже на следующий день он пришел к своему спасителю и бесконечно благодарил его.

С этого момента Нильс рассматривал машиниста насосов как своего особого подопечного. Он все чаще заходил к нему на турбинную станцию или в домик на выезде из старой деревни, в которой Йен-Фу жил со своей семьей из четырех человек. Несмотря на исключительно сердечный прием, которым в особенности хотела показать свою признательность жена Йен-Фу, Нильса поначалу удивляло строгое соблюдение старых обычаев во всем. Их квартира тоже была обставлена в довольно старом стиле. Такое уже редко встречалось в домах жителей Тибета. В основном люди, хоть поначалу и с недоверием, но довольно быстро осознали преимущества и удобство новой техники. Именно этот контраст между уверенным исполнением технических обязанностей и отсталого домашнего образа жизни бросился в глаза Нильсу. Дети Йен-Фу, в особенности четырнадцатилетний Фу-Ванг, прониклись любовью к репортеру, юноша восторгался всем, что касалось техники и страстно желал стать инженером. В мыслях Йен-Фу было много запутанных представлений: С одной стороны он любил свою профессию, с другой какая-то сила сохраняла в нем старообрядство. Прежде всего когда заходил разговор о пришлых рабочих, которые часто приезжали на строительство издалека, Нильсу казалось, что он читает в глазах машиниста насосов нечто вроде ненависти.