Прогулка в безвоздушном пространстве
Отклонение «Луча» хотя бы на ничтожную долю градуса от своего маршрута означало бы потерю цели и блуждание по бесконечной Вселенной, так что после встречи с туманностью все внимание астронавтов было сосредоточено на исправлении траектории корабля. Измерения выполнялись со всей возможной точностью; после сравнения отдельных результатов допущенные ошибки исправлялись, и лишь затем определялись окончательные данные для маневрирования.
Этот период всеобщей интенсивной работы Северсон использовал для выполнения поручения, которое дал ему Дитриксон. Он незаметно вынес из лаборатории поляризационный аппарат, обработал каюту Олафа и, найдя в ней описанный праплемянником тайник, забрал две металлические коробки.
«Половина задания выполнена!» — с облегчением вздохнул он в своей каюте и взял в руки одну из коробочек.
Что в ней может быть?.. Жаль, что здесь нет силы тяжести — не поймешь даже, какой у нее вес.
Матово-белый металл был гладким, без всяких надписей или значков.
Северсон потряс коробочку над ухом — внутри ничего не шелохнулось.
Открыть или не открывать?
«Лучше не надо… — решил он наконец. — Олаф, бесспорно, зря не предостерегал бы».
Дитриксон просил выбросить коробочки в реактор. Но прежде всего необходимо было разведать обстановку, и Северсон отправился к атомной электростанции.
Грубер и Мадараш, дежурившие возле реакторов, не обратили внимания на Северсона. Они сидели перед длинным полукруглым пультом и внимательно следили за контрольными экранами.
— Пе — триста двадцать семь… Эр — семьдесят два… А — сто тридцать шесть… Ка — семьсот тридцать… — раздался голос Навратила из громкоговорителя видеофона.
Ученые покрутили несколько ручек, посмотрели друг на друга, кивнули головами в знак согласия, и Мадараш доложил:
— Пе — триста двадцать семь, Эр — сто семьдесят два, Ка — семьсот тридцать — выполнено!
— Могу ли я осмотреть реакторы двигателей? — спросил Северсон, когда наступила пауза.
— Нет! — отрывисто бросил Грубер. — Подождите.
— Двигатели сейчас работают, — приветливее объяснил Мадараш. — Когда скорректируем траекторию, тогда — пожалуйста. Я даже помогу вам изучить их конструкцию.
— Простите, — смущенно промямлил Северсон. — Я совсем забыл об этом…
«Какой я дурак! — упрекал он себя, возвращаясь в каюту. — Проклятое невежество! Будь прокляты эти коробки, праплемянничек и все его коварное “Братство”!.. Почему я вообще веду себя, как идиот?.. Зачем Олаф велел мне бросить коробочки в реактор?.. Видимо, их надо просто уничтожить… Но не для этого же он пронес их сюда, на корабль?.. Нет, что ни говори, а нужно узнать, что там».
Открыть коробочку было не так легко, как казалось на первый взгляд. Крышка прилегала настолько плотно, что под нее нельзя было просунуть острие ножа, и металл оказался значительно тверже, чем думал Северсон.
Изрядно намучившись и сломав нож, Северсон с досадой швырнул коробочку на пол. То ли благодаря упругой обшивке каюты, то ли из-за того, что удар пришелся в нужное место, коробочка неожиданно раскрылась, из нее выплыли полоски шелковистой бумаги и несколько небольших стеклянных ампул, в которых обычно хранятся лекарства для инъекций. Он поймал одну и посмотрел на свет. Жидкость в ампуле была абсолютно прозрачна.
А коробочка тем временем продолжала свое путешествие по каюте, рассыпая ампулы. Упругие стены отбивали летящие предметы в самых разных направлениях. Через несколько секунд каюта стала похожа на улей, где снует рой пчел.
Коробочку и несколько ампулок Северсон поймал довольно быстро, а потом дело осложнилось. Размахивая кожаным шлемом, он летал по каюте, напоминая самому себе чудаковатого профессора-энтомолога, который с сачком в руках бегает по лугу за редкой бабочкой. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем Северсон завершил охоту. Тогда он принялся внимательно рассматривать ампулы.
После тщетных усилий разобрать полустертые надписи на стекле Северсон положил ампулки обратно в коробку, а одну старательно завернул в бумагу и запихнул в карман, — на всякий случай, как вещественное доказательство.
Коробочки он спрятал в выдвижном ящике, среди белья.
Реакторы двигателей снова замолчали. Жизнь экипажа вошла в привычную колею.
По предложению Молодиновой, немного изменили распорядок дня: после шестичасового дежурства каждому ученому выделялось еще два часа для научной работы. Чтобы упорядочить наблюдения, распределили и области исследований: Чан-су с Цагеном должны были изучать радиозвезды, Навратил — центр Галактики, Ватсон — его окрестности, Шайнер — «новые» звезды. Фратев проверял параллаксы светил. Словом, работы хватало всем. Никто не жаловался, что время тянется медленно.