Мучимый приступами лихорадки мужчина и женщина на последнем сроке беременности покинули Рим, отчаянно нуждаясь в медицинской помощи. Пока отец поправлялся, 20 мая 1882 года родилась Сигрид. Она была здоровым и желанным ребенком — первенцем счастливых родителей, первой внучкой с материнской и отцовской стороны; радости родственников не было границ. Но отныне болезнь Ингвальда тенью легла на жизнь семейства.
Гордый отец сообщал, что аист принес «отлично сложенную крепенькую девочку, пухленького бутуза с длинными темными волосами»[22]. Молодая семья поселилась в крыле особняка Гютов, и вскоре малютку Сигрид окрестили в церкви, чьи пять башен смотрели на площадь перед особняком, — той самой церкви Пресвятой Богородицы, где год назад венчались ее родители. Имя Сигрид девочке дали в честь одной из прабабок по отцовской линии, которую звали Сири, вот только свои первые слова малышка произнесла по-датски. Отец отправился в очередную длительную поездку, а Сигрид осталась на попечении тети Сигне, та ухаживала за ней и пела колыбельные, — как когда-то ее матери. Девочка росла крепкой и активной. Гордая мать писала мужу, что первые слова — «мама» и «папа» — дочь проговорила в возрасте десяти месяцев и уже узнает всех членов большой семьи. К двум годам, когда девочка обзавелась более обширным словарным запасом, о маленьком вундеркинде в семье стали ходить истории. Например, о приходском священнике, который проходил мимо и увидел на крыльце дома малышку, играющую со своими любимыми куклами — миниатюрными фигурками Тассо и Петрарки. На вопрос «Смотри-ка, и чем это тебе дали поиграть?» девочка отвечала: «Как, разве вы не узнаете Тассо и Петрарку?»[23]
Первое воспоминание Сигрид о матери имеет совершенно точную дату. В тот апрельский день 1884 года увидела свет сестренка Рагнхильд. Голенький красный младенец лежит на голубом переднике и болтает ножками, а мать, опершись на локоть, смотрит на него из кровати и смеется. Первое воспоминание об отце — они вместе стоят на палубе корабля, который отвезет их в Норвегию.
В июле 1884 года семья переехала в Кристианию, где после перерыва, вызванного научными экспедициями и работой в Датском королевском архиве, отец вновь получил место в Собрании древностей. В Норвегии Сигрид ждали новые незнакомые родственники, и ей не терпелось показать им, сколько всего она умеет, даже знает, что такое «тесловидный топор». Но здесь слова нередко производили на людей совсем другой эффект, нежели в Дании. Девочка сызмала привыкла слушать разные истории от взрослых, которые потом любила пересказывать сама. В этом ей служили примером увлеченные стариной родители, оба отличные рассказчики, не говоря уж о тете Сигне, которая была настоящим кладезем народных песен, баллад и сказок. В таких условиях маленькая Сигрид и сама начала выступать перед взрослыми. В возрасте двух лет она, ничуть не стесняясь, декламировала наизусть стихи — к восторгу близких. Но когда она принялась читать датские стихи в кругу своих норвежских родственников, чаще всего раздавался смех. Один из дядюшек со стороны отца, бывало, смеялся прямо-таки до слез.
Зато папа никогда над ней не смеялся. Он принимал ее всерьез, когда она мучилась с особо трудными словами, с пониманием относился к ее желанию потрогать ценные исторические реликвии. И никогда не сердился, когда что-нибудь разбивалось. Отец принимал ее такой, какая она есть, и вводил в мир своих исторических исследований и пристрастий.
Он свозил ее в Тронхейм, чтобы показать Нидаросский собор, очаровавший его еще мальчишкой. Маленький Ингвальд жил в двух шагах от руин собора, и именно эта встреча со Средневековьем зажгла в нем интерес к истории, позднее превратившийся в настоящую страсть.
Унсеты поселились на окраине Кристиании в бывшей крестьянской усадьбе. Рядом паслись коровы, а до ближайшей, только что построенной железнодорожной станции было далеко. Сигрид, которой исполнилось три, а потом и четыре года, росла среди полей и лесов. Отец часто водил дочь на прогулки в лес — он нуждался в свежем воздухе по состоянию здоровья, в 1884 году ему пришлось даже лечь в санаторий Грефсен. Так в жизнь малышки Сигрид вошла новая любовь — любовь к пейзажам пригорода Кристиании, Нурмарки, которая потом переросла в любовь к природе вообще. Однако любопытную исследовательницу ждало важное открытие: не все так красиво и гладко, природа, как и жизнь вообще, может таить в себе опасность. Ее внимание привлекли красивые блестящие пчелы. Взрослые сказали, что трогать их нельзя, от укуса пчелы можно умереть. Но девочке так хотелось подержать их в руках! Искушение оказалось слишком велико — она нарушила запрет, и пчела ужалила ее.