Упирающиеся в землю руки сами собой сжались в побледневшие от напряжения кулаки. Пронзительный холод равнодушного спокойствия, выдрессированный годами тяжелых потерь на полях боев, начал разливаться в груди, заставляя желудок быстрым одноразовым спазмом дернутся внутри.
Из остроухого вышел хороший помощник, но, рано или поздно, этому все равно пришел бы конец. И, наверное, уж лучше такой, чем как тот, что был в ее видениях.
«Великий Охотник Альтаэль определенно не одобрил бы…»
- Seihi-ojina?... – то ли почувствовав ее настрой, то ли удивившись тому, что женщина все еще смотрит на него сверху вниз, ничего не предпринимая, эльф замер на месте, вскидывая голову и пытаясь ослабевшими пальцами тянуть на себя край петли пояса. Его брови дернулись вверх, складываясь домиком, придавая бледному испуганному лицу по-настоящему детский вид. Шрам теперь выделялся яркой кривой полосой. Казавшиеся огромными глаза влажно блеснули, но он сжал дрожащие губы, усилием воли сдерживая готовые сорваться всхлипывания. – Ты… ты же не… бросить меня?
Дрогнувший голос был настолько тихим, что едва щекотнул слух Ноа. Несколько раз быстро моргнув и отвернувшись, она медленно встала на ноги и направилась прочь от дыры в земле.
Там стало пронзительно тихо. Ни прежнего шуршания, ни мольб о помощи, ни проклятий в спину. Просто тишина, равнодушная и отвратительная. Уж лучше бы проклинал.
«Так будет лучше», - подумала рыцарь, чувствуя, как тело покрывается холодными мурашками. – «Так будет лучше для нас обоих… Так будет лучше. Лучше. Да, наверняка»
Тень шмыгнул с холма, заинтересованно косясь то на нее, то на дыру в земле, затем равнодушно принюхался к траве, будто напоминая себе, где именно крылся след того, кого они должны были догнать и схватить.
- Проклятье… - процедила Ноа сквозь сжатые зубы и на миг прикрыла глаза рукой.
Глава 15
Дикие Земли
55-62 день 879 года от Падения Триумвирата
Последующие дни – три, четыре, десять? - прошли для Уилла словно в тумане. Хворь то отступала, возвращая ему почти кристальную четкость мира и мыслей, то накидывалась вновь, застилая взор и заставляя буквально руками и ногами цепляться за лошадь, с одной лишь мыслью – не упасть. Причем почему нельзя и чем это чревато в голову уже даже не приходило. Оставалось лишь одно «не упасть», за которое он держался почти так же цепко, как и за последние проблески сознания.
Вопреки ожиданиям, хуже ему начало становиться уже буквально через день после использования лекарств Дэйдры. Видимо, он все же что-то перепутал, или, может, перестарался. Или, во что верилось даже еще больше, проклятые Дикие Земли всеми силами пытались от него избавиться. Лицо жгло огнем, пот тек с такой силой, что насквозь пропитывал не успевающую просохнуть рубаху. Часто морозило до ломоты и судороги в мышцах, бедро и вовсе превратилось в очаг агонии и пекла. Уже много позже, в редкие минуты просветления, пришла даже мысль о том, что оружие яруумовых степняков было смазано отравой.
В моменты просветления, становившиеся все короче и короче, какая-то часть Уилла желала бросить все и отступить. Влачить полунищенское существование на задворках Эльдры или того же Гахард’Эха всяко было бы лучше, чем испытывать эти мучения. Другая требовала стиснуть зубы и продолжать двигаться, то и дело рисуя перед внутренним взором всякие мерзости, которые степные варвары могли прямо сейчас творить с Дэй. Но чем дальше, тем большую власть обретала третья сторона, ласково и маняще призывающая сдаться и просто покориться милостивой смерти.
Есть не получалось уже давно. Любые движения челюстями вызывали дикую боль. Сукровица, смешанная с гноем, перекрывала любой вкус, взывая почти непреодолимую рвоту. Спасала лишь вода, пусть и прописанная мерзостным привкусом, но все же слишком желанная, чтобы обращать на это внимание. К счастью, приученные к подчинению кони продолжали двигаться вперед, даже во времена, когда правящая ими рука бессильно опадала вниз.
Дважды Уилл чуть не погиб, потеряв сознание и выпав из седла. В первый раз его спасла высокая густая трава, смягчившая удар о землю. Во второй он зацепился ногой за стремя и проехался так шагов наверное с пять, содрав спину и затылок, изорвав рубаху и лишь чудом не задев сухую тугую корку крови на лице. После этого он привязал себя к седлу, довольно скоро перестав отвязываться вовсе, проваливаясь в забытье, теряя всяческие ориентиры и, мало-помалу, даже человеческий облик.
***