Но, как ни странно, даже с этим неожиданным знанием о природе подарка, Дэйдра не испытывала к нему ни отвращения, ни страха. Даже наоборот, казалось, что рукоять на ее ладонях теплая и живая, приветливая, словно старый знакомец или ленивый кот, наконец-то признавший ее право почесать себя за ухом. И это было очень странное, но очень уютное ощущение.
Большой палец ее правой руки сам собой скользнул по узору на кости, и Шахи удовлетворенно улыбнулась, снова произнеся целую многословную речь, дополненную активными жестами.
- Сссказала, что выресссзала это всссе утро, - как всегда в своем стиле перевела Хэйлин, игнорируя возмущенный взгляд девчушки, явно понявшей, что ее рассказ ощутимо сократили. Затем ее взгляд обратился куда-то вдаль, и Дэй против воли посмотрела туда же. На юго-восток, куда тянулись остальные холмы. – Есссли пойдесшь прямо, выйдесссшь к ссссвоему племени.
И в этот самый миг Дэйдра вдруг ощутила, как у нее перехватывает дыхание. Опустив голову, чтобы спрятать проступившие вдруг слезы, она проморгалась и поджала губы.
Рано или поздно это должно было произойти. Она прекрасно отдавала себе в этом отчет. Ей вообще повезло, что ее не только спасли и приняли, но и провели сюда, указав путь обратно. И уже за одно это стоило бы быть бесконечно благодарной.
Она и была, но…
Дэй осознала, что прямо сейчас ее пугала не необходимость выбора, ни неотвратимость сложностей, с которыми придется столкнуться и в пути, и по ту сторону холмов. Нет. Ее пугало то, что она вновь останется одна. Одна наедине с миром и одна наедине со своей тьмой. И когда она обернулась к Хэйлин, это было даже не проявлением симпатии или дружбы, а жестом трусости и жажды, равной которой она не испытывала в своей жизни, пожалуй, никогда.
Глава 17
Дикие Земли
56-64 день 879 года от Падения Триумвирата
Залив Клинок формой больше всего напоминал фалькату. По крайней мере, на карте. Но сейчас, с западного берега Ноа видела лишь водную гладь, растянувшуюся в обе стороны до самого горизонта. Впереди же, настолько далеко, что видневшиеся там горы казались скорее неровной дымкой, чем чем-то реальным, обозначался его край. Тот, что должен был бы служить изогнутым лезвием. Вечернее солнце подкрашивало воду в алый с золотом цвет, из-за чего проступающая снизу синева казалась словно бы измаранной.
Здесь, у побережья, было еще холоднее, чем в степи. Не спасал даже разведенный совсем рядом приличных размеров костер, в котором с потрескиванием горели сейчас сухие водоросли, хворост и выброшенный волнами сор. Хотя Ноа после обжигающе ледяного купания уже успела вытереться насухо, и тело и волосы все еще ощущались сырыми и прохладными. И чем ближе к ночи, тем более выразительным становился пар, срывавшийся с губ. Не Ледяные Пустоши, конечно, но тоже ничего приятного.
Ни долгожданное ощущение чистого тела и свежего белья, ни запах уже почти готовой ухи, ни возможность наконец-то полноценно отдохнуть и выспаться не радовали рыцаря. Да и как можно было радоваться, учитывая, какой ценой достались эти привилегии. Наверное, это и вправду старость. Хотя до пятого десятка еще оставалось время, Ноа чувствовала себя как минимум в два раза старше. И дело было не только и не столько в костях и мышцах, которые ломило на холод, не в желании оказаться сейчас где-нибудь у очага, в таверне с сытным ужином и мягкой постелью. Дело заключалось в слабости.
Именно слабость заставила ее упустить девицу Дриэн, уже почти бывшую в ее руках. Слабость помешала прикончить на месте мальчишку, откровенно заявившего о своем желании не только освоить запретную магию, но и применить ее для того, чтобы сохранить жизнь отвратительным монстрам. Слабость принудила ее пользоваться проклятым даром Вхождения чаще, чем когда-либо прежде и заплатить за это слишком высокую цену. Из-за слабости она вернулась, чтобы достать из могильника того, кому там было самое место, и из-за этого потерять и драгоценное время, и след, и запасного коня, и часть запасов лекарств и еды, без которых теперь наверняка придется худо.
А еще именно слабость заставляла ее сомневаться в том, что ее миссия вообще должна быть исполнена.
Не то, чтобы она раньше всегда была согласна с решениями и методами Ее Преосвященства, даже более того, госпожа Сафир была только рада выслушать альтернативное мнение. Но даже в такие времена в душе Ноа не оставалось места сомнениям.
Если за опыт и мудрость нужно было платить слабостью, стоили ли они того?
Стоила ли она сама того, чтобы продолжать и дальше быть десницей Ее Преосвященства? Или эта привязанность в итоге приведет лишь к краху и гибели?