Словно не заметив этой реакции, Деймотт шагнул вперед, не сводя глаза с кобылы. Его болезненно бледная рука с тонкими, узловатыми пальцами легла на седую бархатистую морду, и Тэйдре вдруг успокоилась. Замерла на месте, едва слышно всхрапывая, но все же не шевелясь, косясь на мужчину умными карими глазами.
- Вот так, хорошая, вот так. Славная кобылка, славная.
Деймотт повернулся к гному, улыбнулся с хитрецой.
- Не хочешь ее продать?
- Простите, мастер, но, пожалуй, нет, - мягко отозвался Велир, ощущая какое-то странное напряжение, из-за которого на миг перехватило дыхание.
- Ну нет так нет, - пожал плечами Деймотт, совершенно не выглядя расстроенным. Взмахнул рукой, указывая на торчавшую из стены железную скобу, чье предназначение гном никак не мог разгадать. – Привяжи ее здесь.
- Спасибо, мастер.
Велир подвел присмиревшую Тэйде к скобе и ловкими движениями закрепил поводья. Потрепал ее по загривку и молча последовал в открытый темный зев двери, спиной ощущая взгляд умных карих глаз.
Внутри все осталось неизменным. Темный проход разветвлялся на два, ведущих в кухню и вглубь дома. Деймотт провел его по пути, предназначавшемуся для прислуги. Этот дом вряд ли можно было назвать богатым, но не был он и настолько бедным, чтобы радушно привечать такой сброд, впуская его через парадную дверь и дозволяя вольно разгуливать по внутренним покоям.
Кухня сейчас была пустой, но ей явно часто и активно пользовались, причем в последний раз – совсем недавно. Широкий стол был тщательно прибран, печь уже почти остыла, в узкие окошки просачивался еще только начинавший набирать силу солнечный свет. Пахло сладостью свежевыпеченного хлеба, кислинкой супа и жарким. В желудке Велира что-то забурчало и заворочалось, но он мужественно не обращал на это внимания.
По ту сторону комнаты виднелось две двери. Деймотт привычными движениями открыл ту, что была более неприметной и таилась в самом дальнем углу. Хитрый замок поддался ловким бледным пальцам буквально в мгновение ока. По ту сторону уже горели масленые лампы, развешанные на стенах, что явственно указывало на то, что приход гостя отвлек хозяина от его привычных занятий.
Стоило Велиру перешагнуть порог, как его тот час же окутало неприятным сухим холодом, забиравшимся за шиворот и выстуживающим почти до костей. Он поежился и повел плечами. Деймотт же наоборот, словно расцвел. На его бледном лице возникла характерная кривоватая ухмылочка, движения оживились, совсем скоро мужчина и вовсе стал что-то негромко насвистывать себе под нос.
Короткий коридор за дверью заканчивался каменной винтовой лестницей, настолько узкой, что плечи гнома то и дело шаркали по ледяным каменным стенам. Сами же ступени были слишком широкими, и ему приходилось точно рассчитывать шаг, чтобы не потерять равновесие и не упасть. Принимая во внимание его хромоту, Деймотт шел нарочито неспешно, продолжая насвистывать, словно был на прогулке. Его подчеркнуто хорошее настроение порождало в Велире какое-то странное беспокойство. Хотя, по правде говоря, Деймотт был таким практически всегда. Особенно когда гном приходил к нему с по-настоящему интересной добычей. Но от привычности этого зрелища менее тревожным оно не стало.
Мысли об интересной добыче как-то сами собой скользнули к «интересному зверю», и Велир недовольно нахмурился. Нет, не может быть, чтобы мастер так развеселился из-за Тэйде.
Пальцы сами собой сжались в кулаки.
Лестница, между тем, кончилась, упершись в тяжелую массивную дубовую дверь. Деймотт и здесь довольно ловко справился с замком, по эту сторону выглядевшим как обычная скважина для ключа, но по ту – это гном помнил еще с прошлых визитов в мастерскую, - как сложный многоуровневый механизм, в колесиками, петельками, крючками и противовесами, некоторые из которых вели к установленным прямо напротив двери странным механическим лукам.
Распахнув дверь, Деймотт шагнул внутрь и Велир покорно последовал за ним.
Здесь было еще холоднее. Большая часть комнаты сейчас терялась в темноте, ярко освещенным оставался лишь массивный письменный стол, на котором в идеальном порядке, так не вязавшимся с обликом хозяина, хранились записи и несколько раскрытых книг, являвших миру сложные начертания, изредка перемешивающиеся с буквами незнакомого гному языка. Суть этих картинок он уловить не смог, да и не был уверен, что ему вообще стоит совать в это свой нос. Ради собственного же спокойствия.