Вот только останавливаться не хотелось совершенно. Глаза капитана скользнули по густому темно-зеленому подлеску, тянувшемуся далеко в обе стороны, и на душе стало даже еще более неспокойно, чем прежде.
Паскудное чувство.
Мужчина сплюнул в серый снег. Затем снова покосился на Сторожевую Башню, пытаясь определить, сколько времени займет выезд на куда более безопасное Убрежье. И вдруг дернулся, встревоженный яростными криками ворон, резко взлетевших с полуобвалившейся крыши. Его рука вновь сжалась на рукояти меча.
Уилл перевел недоумевающий взгляд с небольшой черной стаи, закружившей над всадниками, будто в ожидании скорой добычи, на своего капитана. И тоже потянулся к оружию.
Однако Гарх Ан Грайта беспокоили не чернокрылые вестники смерти, пусть и примета эта всегда оставалась весьма надежной, а иной знак – на крыше Башни больше не осталось снега.
- Засада! – взревел он, натягивая поводья и обнажая меч. Клинок покинул ножны с тихим, едва слышным шорохом. Конь пронзительно заржал, и к нему тот час же присоединилось обеспокоенное ржание других животных. Они тоже чуяли недоброе, и хватило лишь одного звука, чтобы лошади начали впадать в панику.
Это были настоящие, боевые скакуны, а значит то, что довело их до такого состояния, обязательно должно быть куда более страшным, чем простые бандиты или местные хищники, коих в Дурном Лесу водилось немало.
Повинуясь приказу командира, всадники окружили экипаж. Капитан склонился, чтобы предупредить барона, внезапно охнул и неловко завалился вперед, в просвет между конем и каретой. Стрела, вонзившаяся в его плечо, нанесла чудовищный удар, пронзив плоть и сломав пару костей.
Никакой лук не способен на подобное.
- Защищать карету! – заорал он и едва успел увернуться от широкого деревянного колеса, едва его не переехавшего. Ось задних колес задела древко стрелы. От боли у него помутилось в глазах, но Гарх заставил себя встать. Оброненный меч лежал чуть в стороне. Карета, окруженная стремительно редеющим количеством всадников, успела отъехать где-то на полста шагов, забирая вправо, в тщетной попытке отдалиться от засевших в башне стрелков. А затем деревянный обод колеса с громким треском, эхом раскатившимся по округе, лопнул. В бортике застряла стрела, чей вибрирующий кончик не позволял рассмотреть оперение.
Капитан склонился, подбирая меч, охнул, и попытался сломать торчащее из плеча древко. В глазах снова потемнело, пальцы скользнули по покрывавшей поверхность крови. От сильной боли мужчина коротко взвыл.
Преломить древко не удалось. Несмотря на кажущуюся тонкость, эта стрела оказалась очень крепкой и явно не вполне обычной. Та, что торчала в его теле, пронзила плотную меховую накидку, кожаную куртку, клепанную кольчугу, плотный стеганный поддоспешник, рубаху и его собственную плоть почти насквозь. Да еще и сломала кость. Та, что вонзилась в обод колеса, раскроила древесину и глубоко проникла в борт.
- Прочь из кареты! – заорал Гарх Ан Грайт. – На правый борт! Остальным укрыться за правым бортом!
Судя по всему, находиться внутри больше не безопасно. Странная стрела прямо на глазах капитана прошила один из бортов экипажа и осталась в кабине. А вот две стены уже могли дать хоть какую-то надежду на сохранность. Вот только прятаться было практически некому. Из дюжины стражей в живых остался он сам, раненный в бедро и пригвожденный стрелой к седлу Уилл, да двое ребят из молодняка. И тонко пищащая служанка, чей сиплый голос прерывался и звучал так, будто она и рада бы закричать нормально, да горло пережала чья-то невидимая рука. Чудо-стрелы обладали не только противоестественной бронебойностью, но и исключительной точностью. Нападавшие имели неоспоримое преимущество.
Барон Дриэн вывалился из кареты огромным меховым кублом, как взъерошенный медведь, на которого прямо в берлоге, посреди спячки, напали оголодавшие за зиму волки. Верный себе до последнего, он молчал, не издавая ни звука, и выглядел так, будто был уверен, что подобное обязательно произойдет, только не рассчитывал, что настолько скоро. К груди мужчина прижимал своего мальчишку. А вот девочка… девочки было не видать.
Гарх мысленно взмолился, чтобы она просто испугалась, чтоб не была ранена шальной стрелой, пробившей борт кареты. Каждый шаг выбивал из него дух, отдавался болью во всем теле, но он бежал вперед с упорством, поражавшим даже его самого. Ярким следом оставались в снегу кровавые разводы, напоминавшие причудливые хищные цветы.
- Лошади! Не дать разбежаться лошадям!
Оставаться здесь и прятаться за каретой означало для них подписать собственный смертный приговор. Но и отступать следовало бы с умом. Прикрыть барона, и…