Вышедшему все же из дома Уиллу даже объяснять ничего не пришлось. Его помятый вид отлично говорил сам за себя. По крайней мере, со стороны все казалось именно так. Когда он молча набирал еду в тарелки для «Его и Ее Светлостей», на него косились с пониманием, а кто-то даже со злорадными усмешками. Усатый отмелец, - как там бишь его? Годвин? – вопросительно вскинул подбородок, и Уилл, скривившись, мотнул головой, дескать, даже не спрашивай. Видимо, характер своего господина люди Шэйхарда знали слишком хорошо, потому лишних вопросов задавать не стали. А люди Дриэновы и вовсе сделали вид, что это их не касается.
Стараясь не задерживаться, Уилл занес еду и тут же выскользнул наружу, под с новой силой разошедшийся дождь. Ребра болели нещадно, голова раскалывалась, мир по левую руку казался мутным и неверным, а ведь еще нужно было придумать, как выпутываться из всего, что произошло.
***
Когда разбитый и так и не выспавшийся Уилл вылез на улицу, приготовления к отъезду уже подходили к концу. Совершенно внезапно для себя он обнаружил Шэйхарда сидевшим верхом буквально в паре шагов от дома, в котором накануне погиб. Силуэт барона, укутанный в плотный походный плащ с низко надвинутым капюшоном, казался пугающим – он ссутулился, склонился чуть вперед, разве что только не наваливаясь на седло, низко опустил голову и выглядел тяжело больным. Борода, едва выглядывавшая из-под капюшона, обрамляла белый с легкой синьцой рот, и казалась уже больше грязно желто-серой, чем рыжей. Каждый раз, когда конь под ним нервно переступал с ноги на ногу, явно встревоженный состоянием своего седока, голова мужчины слегка колыхалась, иногда открывая обзору то бледную впалую щеку, то мрачный блеск немигающих глаз.
Впрочем, Дэйдра, державшая коня вплотную к мужниному, выглядела еще хуже. Неестественно прямая и еще более бледная, она сжала губы так сильно, что они издалека стали напоминать свежий шрам, придававший ее лицу зловещий вид. Темные воспаленные глаза, подчеркнутые густыми синяками над распухшим носом, были широко распахнуты. Бледные руки сжимали поводья так, словно они были ее единственной опорой в этом ужасном мире. При виде Уилла расфокусированный взгляд вмиг приобрел какую-то отчаянную четкость и хромой понял, что она нуждается в нем. Возможно даже еще больше, чем вчера.
Уилл попытался шагнуть ей навстречу, но не смог заставить себя даже сдвинуться с места, вдруг осознав, что до безумия боится. Боится ее, боится того, что сейчас происходило, боится трупа, как ни в чем не бывало восседавшего на сигрульском жеребце всего в дюжине шагов от него. Он был мертв, совершенно точно мертв, и в какой-то момент хромой почти уверился в том, что видит рукоять ножа, все еще торчащую из его широкой груди.
У него перехватило дыхание. Ко рту подступила кисловатая горечь, и Уилл лишь ценой серьезных усилий сдержал рвотный порыв, скривившись и выразительно сплюнув себе под ноги.
- Глотни, пригодится, - сказал кто-то, и в руку ткнулась мягкая кожа бурдюка.
Уилл, не глядя, благодарно кивнул, принял подношение и первым делом хорошенько прополоскал рот, и лишь затем вволю напившись, постанывая каждый раз, когда неловкое движение задевало сломанные ребра.
- Поторапливайтесь! Его Светлость велел выезжать немедленно! – прикрикнул на остальных Годвин и, проходя мимо Уилла, окинул его весьма выразительным взглядом.
«Его Светлость, значит?» - взгляд Уилла снова скользнул к Дэйдре и ее зловещему спутнику, и на этот раз уже шаг хоть и дался ему с трудом, но все же дался.
Они выехали из поселка, и только к моменту, когда солнце почти достигло горизонта, Уилл осмелился приблизиться к двум всадникам, ехавшим чуть осторонь остальных. Но не со стороны Дэйдры, а со стороны барона.
Кинув на девушку быстрый предостерегающий взгляд, он незаметным жестом велел ей молчать, негромко обратившись к Шейхарду. Примерно догадавшись, что он задумал, Дэйдра прикрыла глаза и сосредоточилась, из последних сил заставляя мертвого мужчину реагировать.
Для остальных это, должно быть, выглядело как своего рода разговор. Уилл что-то негромко объяснял, а барон то изредка кивал, то что-то невнятно порыкивал в ответ. Остальные пытались на них не глазеть, хотя кому-то наверняка казалось странным то, что хромой так отважно общается с Шэхардом, несмотря на то, что произошло между ними ночью. Годвин и вовсе косился на троицу с подозрением, но, зная характер своего господина, вмешиваться не спешил, предпочтя отложить все разговоры до вечера, когда его гнев утихнет, словно остывшие угли костра.