Клочья утреннего тумана задевали за верхушки мачт. Несколько секунд он, скорчившись, сидел на марсовой площадке, до крови кусая губы, чтобы побороть дурноту, потом поднимался на фор-брам-рей, ставил ногу на перт… Все, что происходило дальше, скорее напоминало бред: вот он застегивает карабин страховочного пояса, ложится животом на рей и медленно, сантиметр за сантиметром, передвигается к ноку. Ноги плохо слушаются, зубы выбивают дрожь.
У нока реи, над сверкающей бездной, он, по-видимому, на мгновение терял сознание и действовал инстинктивно, ничего не помня и не понимая. И в себя приходил, только почувствовав под ногами палубу.
А к концу плавания, окончательно поборов страх, он, как обезьяна, скакал по вантам, и боцман сердито кричал на него снизу: «Курсант Каменецкий, застегните страховочный пояс!»
Курсантом-первокурсником он понял, что может преодолеть многое, нужно только собраться, сконцентрировать волю.
Каменецкий с усмешкой слушал разговоры о Бермудском треугольнике и всяких таинственных происшествиях в море — за всем этим стояли конкретные физические явления. Но то, что происходило на «Орфее», поначалу было ему непонятно, а потому и рождало чувство неуверенности в себе.
Было еще одно немаловажное обстоятельство: Каменецкий плохо переносил запахи. А в помещениях «Орфея» запах нечистот мешался со сладковатым запахом тления и еще чего-то, незнакомого и отталкивающего. Казалось, палубы, переборки, трапы, механизмы были покрыты клейкой слизью. И такая же слизь покрывала теперь и кожу Каменецкого.
То и дело подкатывала тошнота, и он устал не от действий, а скорее от борьбы с самим собой. Он мог сутками не сходить с мостика, всегда был бодр, подтянут, но сейчас…
А доктор, этот коротышка, в отвратительно липком мире «Орфея» чувствовал себя уверенно и легко. И Каменецкий впервые подумал о Кленкине с уважением.
Ситуация складывалась таким образом, что оставаться им на «Орфее» предстоит не час и не два, а в лучшем случае сутки, да и то при соответствующем раскладе: хорошая погода, удачная буксировка. И еще — если зараза не перейдет на них, на спасателей.
18
Они поднялись на верхнюю палубу. «Солза» стояла в полутора кабельтовых. После духоты корабельных помещений у Кленкина слегка закружилась голова. Старпом прислонился к надстройке, глубоко вздохнул, и его вырвало.
— Вот черт, — растерянно пробормотал он, — кажется, у меня началось. Можно так быстро заразиться?
— Ничего у вас нет. Непривычная обстановка, запахи и прочее.
— Не знаю, не знаю. Ах, чтоб тебя… Ракетница у Трыкова.
— Я схожу. Вы посидите, сейчас станет легче.
— Ну и ну. Раскис, как баба.
Старпом закрыл глаза. Но, сделав усилие над собой, полез в карман за сигаретами.
— Закурю, может, легче станет.
— Дайте и мне.
— Вы же не курите.
— Иногда балуюсь.
Кленкин зажег сигарету, затянулся. В глубине траулера что-то ухало. Механик с Трыковым пытались запустить движок.
Ватервейс был забит окурками и рыбьей чешуей. Кленкин, не докурив сигарету, швырнул ее за борт.
— Что же все-таки произошло? — спросил старпом.
— Я думаю, отравление рыбой. Сигуатера. Стопроцентной уверенности у меня нет, но судите сами: весь экипаж, кроме стюарда, ел рыбу, капитан не в счет — он алкоголик. А алкоголики мало едят. Остатки рыбы обнаружены на камбузе, в промывных водах. Заболели почти все одновременно, симптомы схожие: расстройство кишечника, рвота, зуд, нарушение зрения, параличи… Но одно меня смущает.
— Что?
— Чувство неукротимого страха, галлюцинации. Причем все видели почти одно и то же, с незначительными вариациями: огненный столб, луч, падающий с неба, пламя, растекающееся по горизонту. И все это порождало ужас, желание бежать, покинуть корабль. Галлюцинации у разных людей редко совпадают.
Старпом затянулся сигаретой.
— Это не галлюцинации. Знаете, как это явление объяснил механик Бауэр? Здесь, в этом районе океана довольно часто возникают магнитные бури. Ему не раз случалось видеть нечто подобное. Экипаж на судне сборный, народ в основном суеверный. Произошло просто совпадение по времени отравления и бури. Возникла паника. Он, кстати, тоже считает, что произошло отравление рыбой, и «горящее» море здесь ни при чем.
Кленкин принес ракетницу. Дымный след от ракеты прочертил дугу. С «Солзы» взлетела ответная ракета.
Старпом повертел ручки настройки рации, взял микрофон:
— Я «Голландец», я «Голландец». Как слышите? Прием.
— Кто? — скрипуче спросил капитан.