По вечерам отец или Эстейн садились среди нас к очагу и рассказывали о походах и битвах. Отец говорил о том, как он ходил в земли франков, англов и диких иров. А Эстейн любил поведать о походах на Восток и о том, как он служил в дружине у конунга Гардарики12 Вальдемара и там повидал воинов многих далеких народов. Часто Маленький Аке с Эстейном начинали спорить о том, кто из воинов разных земель выстоял бы против другого в схватке, но редко могли прийти к согласию. По словам Эстейна выходило, что патцинаки, далекие кочевые воины из степей на юг от Гардарики с их луками гораздо страшнее, чем все войско конунга Свейна с их шлемами, кольчугами, щитами, копьями и мечами. Аке же всегда доказывал, что против конного воина с длинным копьем, в броне и с лошадью, закованной в латы, как он видел в Руане, ни одно кочевое войско не устоит. Тут Эстейн распалялся и говорил, что конник с копьем хорош только тогда, когда его враг стоит на месте. Спор обычно прекращал отец, говоря, что в своей дружине хотел бы иметь и конников, и лучников.
У Эстейна был большой изогнутый лук, который он привез из Киева, где служил у Вальдемара. Он говорил, что взял его в бою с патцинаками13 где-то возле больших перекатов на реке, что течет на юг к Ромейскому14 морю. Тогда Эстейн вместе с командами пяти других кораблей спускался по реке. И на перекатах их ждала засада. Но их тогдашний вождь Олаф сын Трюггви заранее спрятал конников в ложбинке у самого первого переката, и едва патцинаки начали кружить вокруг кораблей и пускать в них стрелы, конники напали на них сзади. Патцинаки оказались между молотом и наковальней, и не менее двух дюжин из них так и остались лежать в зарослях камышей. Эстейн сам убил коня под одним из всадников, а потом и самому всаднику отрубил голову топором. У него он и взял свой лук. Нам он иногда давал пустить из него стрелу-другую, чтобы мы почувствовали, к чему надо стремиться. Но обычно мы стреляли из наших простых ясеневых луков, потому как Эстейн считал, что мы должны упражняться с тем оружием, которое у нас будет в бою.
Я часто вспоминал слова отца про сожженные деревни и грабежи и как-то спросил Эстейна, приходилось ли ему убивать безоружных. На это Эстейн ответил, что долгие походы научили его мудрости, которой он готов поделиться с нами. Мы подсели к нему поближе, чтобы не упустить ни слова. Помолчав немного, Эстейн заговорил. Мудрость эта в том, сказал он, что безоружного убить легче, потому как у него нет оружия и ему сложнее защититься. Все рассмеялись, а потом Эстейн, уже став серьезным, объяснил:
– Не много чести убивать безоружных, но таковы обычаи войны. Ты приходишь в чужой дом и берешь все, что хочешь: еду, одежду, ценности, женщин. За этим ты и приходишь, разве нет? Если хозяин дома пытается защитить свою семью, его надо убить, иначе он будет тебе мстить. Если же он смотрит на все, скованный страхом, то такого можно пощадить. Его дети вырастут трусами, и ты еще не один раз сможешь их ограбить. Так мы и поступаем в чужих землях, и они склоняются перед нами. Конунг Свейн уже два года ходит в походы на саксов. Еще несколько лет, и они не смогут ему сопротивляться, когда все их смелые люди падут поодиночке во время наших набегов. Тогда мы заберем себе их земли.
Я посмотрел на отца и братьев. Отец еле заметно кивнул, потом помолчал и, наконец, добавил:
– Земля на нашем острове хороша. Мы выращиваем рожь и ячмень и получаем столько зерна, что хватает отложить на будущий сев и есть хлеб и пить пиво весь год. Но земли на юге намного лучше. Там мы могли бы собирать столько зерна, что еще оставалось бы на продажу. И в наших сундуках копилось бы серебро без того, чтобы ходить в походы. Но на землях тех уже живут франки или саксы. И чтобы там поселиться, нам надо их подчинить или закопать в землю по их обычаю.
Тут Бьёрн сказал:
– Мы смотрим на земли на юге, но земли на север от нас не так хороши, как наши. И к тому же зима там продолжается по полгода. Получается, что люди на севере так же смотрят на наши земли, как мы на земли саксов?
– Да, ты прав, Бьёрн, – ответил отец. – Потому мы никогда не уходим на юг, не оставив крепкого войска на своих берегах. И потому оставаться дома для нас не менее почетно, чем уходить в поход. – Тут он посмотрел на меня.
Я понял, что он тоже помнит наш разговор и снова предлагает мне выбор. Если я такой мягкотелый, что не могу убивать, как другие, не лучше ли мне остаться дома? Я сделал вид, что не понял его предложения и промолчал.