Сикст дифференцированно подходил к действиям разных групп населения Праги во время восстания. Так, он без симпатии описывает требования простого народа к пражским коншелам, особенно угрозы их свергнуть, если те не вышлют военных подкреплений сословному ополчению во главе с К. Пфлугом. Сикст также осуждал вооруженное сопротивление простых пражан войскам Фердинанда I, считая «разумными» тех, кто советовал не противиться, так как иначе всем будет хуже[116] и король обойдется с Прагой как с захваченным вражеским городом[117].
Сам бог, как говорит Сикст, отвратил пражан от войны с королем, из-за которой могли бы начаться кровопролитные войны между христианами[118]. Таким образом, автор хроники полностью разделял политику городских верхов в восстании, лишь однажды, приведя латинское изречение «собаки, которые много лают, редко кусают», он выразил сожаление, что ничего серьезного против Фердинанда I сословия так и не сделали[119].
Сикст указывал на одиночество городов в системе внутриполитических отношений в стране и сложное положение руководителей городской политики, вынужденных лавировать. «Несчастные города, — восклицал Сикст — они всегда опасались и сословий высших, и сословий низших, и своих внутренних врагов! На каждом сейме, будучи как бы между двух жерновов — королем, с одной стороны, сословиями и своими коммунами — с другой, что бы ни делали, они всегда имели только неприятности: ибо если не согласятся, то впадут в немилость у короля, если же согласятся, то им следует опасаться простого народа»[120]. Из этих наблюдений Сикста видно, что политика городской верхушки не пользовалась поддержкой более радикально настроенных городских масс. Это сказалось и в ходе восстания 1547 г.
Помимо приводимого в настоящем издании описания Сикстом вооруженного сопротивления пражан войскам короля, в хронике есть одно интересное свидетельство о более раннем периоде восстания, когда городская верхушка должна была уступить давлению народных масс. Сикст приводит речь ремесленника Вацлава из Елениго на общем собрании городской коммуны Праги. Он заявил, что в Праге нет ни одного человека, который мог бы дать совет «бедным людям» в сложившейся обстановке. Вацлав обвинил «отцов города» в том, что они участвуют в работе сейма, не совещаясь со своей коммуной. Более того, они возложили на простых горожан тяжелое бремя налогов и вели себя весьма надменно. «Поскольку мы, слава богу, справедливо вступились за свободы наши и этого королевства, — заключил ремесленник, обращаясь к городским верхам, — то больше спускать вам этого не будем». Здесь очень примечательно слово «мы» применительно к основной массе членов коммуны — ремесленникам. Вероятно, инициатива сопротивления королю исходила не только сверху, но и снизу, причем во втором случае она исходила в наиболее радикальной форме. Речь ремесленника была поддержана собранием, которое постановило, чтобы коншелы ничего не делали без согласия коммуны[121]. (Впоследствии Вацлав за активность в восстании был казнен по приказу короля.)
Причины поражения восстания Сикст видел в отсутствии единства сословий, проявившегося в предательстве дворянства. Сикст жалуется на то, что дворянство, в большинстве своем примкнув к «Дружественному соглашению», не имело решимости защищать его до конца. «Из-за перемены мыслей» дворяне, по словам Сикста, «полезли назад как раки»[122]. Автор хроники обвиняет дворянство в том, что оно с выгодой для себя использовало поворот событий, вступив в сговор с королем против городов, и взвалило всю вину за сопротивление монарху именно на них[123].
Сикст приводит список всех дворян, подписавших «Дружественное соглашение». Он делает это умышленно: во-первых, чтобы укорить в измене и пассивности дворян, а во-вторых, чтобы доказать, что большая и лучшая часть дворянства была на стороне восставшей оппозиции, а не короля. (Тем самым подтверждается несостоятельность утверждения Фердинанда I о небольшой горстке бунтовщиков.) В-третьих, чтобы показать несправедливость наказаний, наложенных королем. (Многие из подписавших соглашение за взятку избежали наказаний, и их имена отсутствуют в приводимых Сикстом сведениях о наказаниях.) Объясняется предательство дворянства, как и явная антидворянская направленность хроники Сикста, прежде всего исторически сложившейся в Чехии враждой между городами и дворянством.