– Мозгва – колыбель нашей культуры! Но отчего же в ней так грязно? А оттого, что ведем себя аки младенцы неразумные! Колыбель колыбелью, а гадь в нарочно отведенных местах!
Тут «социальщик» угодил не в бровь, а в глаз: запахи в Мозгве стояли весьма некуртуазные. Помои выливались на мостовые, тухлый товар валили под забор, за гужевыми животными никто не убирал. Ближе к кремлю, конечно, ситуация улучшалась.
Иван пихнул Егора в бок, ткнул пальцем под красную стену княжьего городища. Емельянов-младший остолбенел. Там был мавзолей!
Не такой, как в нашей Москве, но… Мраморная будка без окон и с единственной дверью, над которой начертано: «Кощей».
– Как же это? – выдохнул Старшой.
– Ага, давно лежит, лиходей бессмертный, – закивал Неслух-летописец. – Иглу сломали, тут он и испустил дух. Но вот ведь оказия, сам-то мертв, а тело его живет! Моют его, духами умащают, цирюльник особый при нем состоит. Ногти и патлы стрижет.
– Ждете, когда проснется? – усмехнулся Егор.
– Ну, не все. Некоторые. Их цельная ватага. Зовут себя кащенками. Блюдут верность заветам Кощеевым. А есть и кощуны. Эти, наоборот, про него кощунствуют.
Троица и повозка с дарами направились к воротам городища-кремля. Там стояли два меченосца в полном обмундировании: кольчуги на широких плечах, кожаные штаны с нашитыми на них пластинами-щитками, десницы на рукоятях мечей, в шуйцах – одинаковые щиты с княжьим гербом. На гербе был изображен конный воин, тычущий копьем в змия. Ниже красовался девиз: «Где твоя Регистрация?»
– Регистрация?! – ошалели близнецы.
– Потом объясню, – прошептал Неслух. – Сейчас надо почтительно побеседовать со стражей.
– Стой! – зычно приказал правый меченосец-охранник.
Процессия остановилась.
– Куда претесь, гости дорогие? – подал голос второй. – Валите отсюда, пожалуйста!
– Посланники шаха Исмаила персиянского прибыли ко двору князя мозговского Юрия, Близоруким прозванного, ибо близ руки его жизнь легка и счастлива. Отвалите, пожалуйста.
Егор и Иван недоумевали, что это за манера такая – хамить друг другу, но вежливо.
– Язык прикуси, милый посланник, – пробасил правый. – Ведь можно и в глаз получить, остерегись, ради всего святого. Есть ли у вас бумага с печатью шахской или вы оборзели и врете, как псы смердящие, будьте вы здоровы и многодетны?
Емельянов-младший открыл ларец и продемонстрировал два свитка с большими сургучными оттисками на тесемочках. Стража удовлетворилась, не утруждаясь рассматриванием печатей.
– Мухой шкандыбайте внутрь, добро пожаловать!
– Не задерживайте движения, помогай вам боги!
Хотя сзади никого не было, летописец попросил близнецов и погонщика вола поторопиться.
Когда ослик книжника поравнялся с охранниками, левый как бы украдкой спросил:
– Слышь, Неслух, а когда это ты заделался шахским послом, старый кочерыжник?
– Потом расскажу, вояка, для потехи торчащий, – пробубнил, не поворачивая высоко поднятой головы, летописец.
В кремле-городище было чисто и опрятно. Аккуратно стояли кружком идолы на специально отведенной площадке, терема смотрелись идеально. Почти как в Легендограде, только не из гранита, а из белого камня.
Но не внутреннее убранство княжьего посада вызывало сейчас подлинный интерес братьев Емельяновых.
– Как вы говорите-то тут! – воскликнул Иван.
– Тсс! – Неслух приложил чернильный палец к губам. – Не так громко. Дело в том, что у нас поветрие на так называемую «полукаретность». То есть, с одной стороны, хочется браниться, как ямщики, а с другой – надо объясняться, аки высокородные Закатные господа. Простой народ по недомыслию лихо добавляет к брани вежливые словечки, а начальство использует «полукаретность» на другом уровне. Дурака не нареки дураком, величай его человеком, коему подвластны иные способы миропознания. Прелюбодея именуй неутомимым искателем хворей веселых. И так далее. Хотя наш князь не утруждается исполнением принятых у подданных условностей, а при дворе лучше не околачиваться.
У входа в главный терем, на высоком крыльце послов поджидал абсолютно лысый коренастый мужчина в дорогом кафтане, роскошных широких штанах и высоких сафьяновых сапогах. Все красное, яркое, даже рожа встречающего.
– Сейчас ему на смену появится желтый, потом зеленый, и тогда можно будет войти, – сострил Иван.
– А ты откуда знаешь?! – поразился летописец.
– Э… Догадался.
– Какая нелегкая привела ваши драгоценные ноги в столь неожиданный час? – Лысый изо всех сил изображал дружелюбную улыбку, но у него выходил зловещий оскал.
– Послы великого шаха персиянского Исмаила, – без рюшей отрекомендовался Неслух.
– Слазьте с животных, пожалуйста. А то они тут все зас… застучат копытами, – процедил красный встречающий. – Ждите.
Он хлопнул в ладоши и скрылся за дверью. Из-за терема выбежали слуги. Они приняли у близнецов и книжника лошадей да ослика.
Минут через десять на крыльце нарисовался мужик в желтом. Этот был худым и долговязым, а цвет его кожи навевал неприятные ассоциации с гепатитом.
– Не стоим истуканами, гости долгожданные, поднимаемся сюда, – изрек он противным фальцетом. – Князь изволит принять вас незамедлительно. Ждите.
Желтый смылся, оставив послов куковать на крыльце.
Егор переложил резной ларец из левой руки в правую и застыл, как выключенный робот-разрушитель. Неслух смиренно стоял, перекатываясь с носка на пятку и обратно. Темпераментный Иван принялся прохаживаться по мозаичной площадке.
Спустя четверть часа дверь распахнулась и на пороге появился распорядитель в зеленом. Вопреки ожиданиям, лицо его было нормального розового цвета. Да и сам он выглядел обыкновенно, правда, держался как человек, знающий себе цену. Манера видна сразу.
– Здравствуйте, уважаемые, нечаянно нагрянувшие послы, – дикторским голосом обратился к визитерам зеленый. – Прошу следовать за мной и посрамлять громкость.
– Че? – выдохнул Егор.
– Заткнись, – то ли пояснил, то ли велел Иван.
Они проследовали за распорядителем в княжьи палаты. Здесь было богато, а то и роскошно. Только слишком уж эклектично: персиянские ковры соседствовали с костяными поделками с Черного континента, кидайский фарфор перемежался медной посудой закатных стран, стены были увешаны оружием и прочим доспехом совершенно разных стилей и народов. Если у князя была телепередача «Поле чудес», то ее музей выглядел бы именно так.
В большом зале, где позолота носила характер чрезмерной, а драгоценные ткани были навалены в чрезвычайном беспорядке, возвышался трон Юрия. Сам князь сидел на алой подушке, а рядом с ним стояли суровый воевода и мудрый советник. Причем оба были широки в плечах, статны, хоть и седы. Князь Близорукий прищурился, отчего его круглое лицо сделалось монгольским, поправил на голове приплюснутую соболью шапку, расправил широкие рукава дорогущего кафтана, расшитого жемчугами, и приготовился слушать.
– Исполать тебе, великий княже, – поклонился Неслух. – Ныне принужден обстоятельствами говорить не как твой верный слуга, а как сопроводитель послов иноземных.
– А то, что имело место в Торчке-на-Дыму, ты видел или в Персиянии испытывал прохладу вод и сладость плодово-овощную? – проговорил Юрий слегка в нос.
– Свидетельствовал событиям страшным и жизнь нашу на долгий срок предопределяющим. Видел подвиг сих двух витязей, оборонивших землю рассейскую от черного зла. Слы…
– Погоди, Неслух, рассказывать, что ты там слышал, – скаламбурил князь. – Если это персиянские послы, то не выходит ли, что Эрэфия спасена исключительно их стараниями? Нешто в нашей земле не осталось богатырей?
– Так они наши, наши, князь-надежа! – горячо затараторил книжник. – Рассеяне.
– И обратно погоди, летописец. – Близорукий нахмурился, поднялся с трона.
Перед близнецами предстал невысокий полный человек с трепещущими ноздрями, который то сжимал, то разжимал кулаки. Губы князя шевелились, и Иван решил, что он считает, чтобы успокоиться.