Но, приглашая Евдокию в Москву к Ивану Яковлевичу, женщина сказала:
– Он – колдун и может тебе показать мать твою!
Услыхав слово «колдун», Евдокия во сне от посещения Ивана Яковлевича отказалась, сказав, что нехорошо обращаться к колдунам, ей это строго запрещено отцом ее духовным.
– И в ту же минуту, – рассказывала Евдокия, – я очутилась перенесенной на середину некоего поля, где и увидала два стада: одно стадо состояло, как я почему-то сразу узнала, из десяти с половиной тысячи овец, а другое – из пяти с половиной тысячи; большое стадо было без пастыря, а у меньшого был пастырь и хорошие пастбища. Я попала в малое стадо, и мне среди него было так хорошо, что и выходить из него не хотелось.
– Боже мой! Оставь меня здесь, – сказала я, – нигде мне так хорошо и сладко не было. У нас теперь зима, а тут – что за весна благоуханная!
Но ответил мне незримый голос:
– Не для того ты сейчас здесь, чтобы остаться, а для того, чтобы рассказать на земле обо всем, что увидишь.
Тут мне приказано было взглянуть на большое стадо, состоящее из десяти с половиной тысячи овец, и тот же голос сказал:
– Видишь ты это большое стадо? Оно без пастуха и нуждается в пастбищах: твоя обязанность словом своим и молитвой возвратить сих овец в хорошее стадо и на лучшие пастбища.
«Видно, господа мои, князья Горчаковы, на меня прогневались, – подумала я, – и назначат меня пасти стадо – ведь у нас, крестьян, обязанность эта почитается самой низкой». Только успела я об этом подумать, вместо большого стада овец на миг увидала я собрание людей, скорбящих и тоскующих, а на месте доброго, меньшого стада явились существа, схожие между собой лицами, и такие все молодые, такие прекрасные, что не описать их человеческим словом. Но это лишь миг длилось. Еще увидала я, что два маленьких ягненка, черные и худые, стоят вне обоих стад, стараясь присоединиться к доброму стаду; но все овцы, к которым они приближались, не подпускали их к себе; и слышны были из доброго стада голоса:
– Это – не наши!
Бедные ягнятки эти, отринутые всеми овцами доброго стада, приютились к одной овце одинакового с ними цвета, тоже одиноко и сиротливо стоявшей вне доброго стада. Овца эта испускала жалобные стенания, и место, где она стояла, было холодное, мрачное, и дышалось там с большим трудом и нуждой великой.
И как только увидала я эту овцу, тотчас она изменила вид свой, и в ней я узнала матушку свою, а в двух маленьких ягнятках показаны были мне два рожденных ею близнеца, которые не успели принять Святого Крещения. И – дивное дело! – как только я опознала мать свою и ее детей, вся к ним чувствительность и все о них сомнения превратились в холодность, вместо того явилось желание уйти как можно скорее от этого печального и мрачного места.
И повел меня незримый голос по таким трудным и смрадным дорогам, что я едва в состоянии была идти; но тот же голос сказал:
– Потрудись и ты – Я страдаю более тебя; а затем Я покажу тебе дела еще более дивные.
Ведомая каким-то длинным проходом, я, услыхав жалобные и громкие стенания, спросила:
– Откуда исходят эти стоны?
Было мне сказано:
– Это страждущие во аде души грешников.
Я попросила:
– Господи! Покажи мне это место вечных страданий!
И голос ответил:
– Я тебе покажу многое.
Была я подведена к краю огромной пропасти, и незримый мой спутник сказал:
– Ты увидишь здесь страшные мучения.
И увидала я в пропасти той народ, кипящий как бы в негашеной извести, и, увидев, ужаснулась, и напал на меня страх, как бы и мне не упасть в эту пропасть… Из пропасти этой кто-то невидимый как бы железными щипцами извлек одну грешную душу, и мне было поведено следовать за нею. Я спросила:
– Куда она идет?
В ответ я услышала:
– Душа эта идет отыскивать свое место.
И увидала я мертвое, обезображенное тело, которое при земной жизни принадлежало этой душе. Когда эта душа приблизилась к тому безобразному и мертвому, что было некогда ее телом, то возопила:
– Господи! Неужели мне надо войти в этот отвратительный труп?
И принялась она плакать и сетовать, и стенать жалобно.
Образ души этой был образом человеческим, но только много меньше по величине своей, и душа эта вид имела непривлекательный. Так боялась, так трепетала эта душа от отвращения при виде своего земного тела, что лишь об одном могла вопиять к Господу:
– Господи! Лучше умножь во стократ мучения, какие я терплю в аду, но не посылай меня в это отвратительное тело!