У преступника была жена. Когда стряслась эта беда, несчастная женщина и дни, и ночи напролет плакала… Но вот, к ее утешению, муж начал по ночам ходить к ней. На вопрос изумленной жены – как это может быть, коли он сидит в остроге, муж отвечал:
– Дружба со смотрителем острога дала мне полную свободу. А что я по ночам к тебе хожу, это для того, чтобы люди не видели: не видят – и не бредят.
Спустя немного времени и сама жена вздумала навестить мужа. При свидании она заговорила о его ночных посещениях… Муж сразу догадался, что дело не ладно, и, не дав никакого ответа на вопрос жены, написал письмо и велел ей, не теряя времени, отнести его к брату. Возвратившись домой, она отложила мужнино поручение до следующего дня. Наутро крик малютки дочери созвал народ, и бедную женщину нашли мертвою. При допросе девочка сказала, что ночью приходил к ним какой-то мужчина и задушил ее мать. Нашли на божнице письмо от мужа, не доставленное брату, и оно подтвердило показание дочери о таинственных ночных посещениях покойной каким-то лицом, принимавшим на себя образ мужа задушенной женщины.
Рассказал этот случай советчик Трудниковой и убедил ее не доверяться ночным видениям, но велел молиться и подавать за душу сына милостыню.
Послушалась мать доброго совета и начала за своего сына молиться Господу и раздавать бедным милостыню, сколько позволяло ей ее скудное достояние.
Проходит год и другой. Сны, подобные тому, памятному, по-прежнему ей снятся, хотя уже не так ясно, как прежде. Искренне кается мать в грехе своем, не устает молиться Богу и раздавать милостыню.
Целых двенадцать лет прошло со дня постигшего Трудникову горя.
О сыне не было ни слуху, ни духу; да и самые сны, подававшие слабую надежду на его возвращение, давно уже прекратились…
IV
В это время, верст за семьдесят от деревни Миндюкиной, неподалеку от города Череповца, неизвестно откуда появился очень странный молодой человек из крестьян.
Росту он был среднего, телом сух, что называется, – кости да кожа.
Одежда его состояла из грубых лохмотьев. Но что в нем особенно удивляло всех – это его необыкновенная дикость: точно он был существо какого-то иного, нездешнего мира.
Всех он боялся, ото всех старался укрыться, и только, чтобы не умереть с голоду, он заходил в дома некоторых крестьян. «Придет это он, – рассказывали очевидцы, – станет около двери, не говоря ни слова, да и стоит так несколько минут. Дадут ему что-нибудь поесть, съест, а не дадут – и так пойдет, опять-таки не сказав никому ни одного слова…»
Путь свой этот таинственный и странный человек держал к деревне Миндюкиной.
Версты четыре не дойдя до Миндюкиной, он остановился для отдыха в селе Воротишине у крестьянина Василия Яковлевича, где его приняли и успокоили так, как еще недавно простые русские люди умели принимать странников, Божиих людей. Сердце русского крестьянина, всегда сострадательное к бедствию ближнего, заставило хозяина предложить страннику трапезу и угостить его, чем Бог послал. На этот раз у Василия Яковлевича истоплена была и банька. Хозяева предложили своему гостю помыться…
И вот тут, в бане, хозяин был поражен и даже напуган странностями своего гостя: то он захохочет как-то дико и страшно, то начнет как будто от кого-то прятаться – лезет под полок, за печку… Кое-как вымывшись, он оделся, вышел из бани и побежал куда-то. На бегу он так высоко подпрыгивал, что, казалось, не бежал, а летел по воздуху, при каждом прыжке подымаясь вверх, по крайней мере, сажени на три.
Вскоре, однако, это поразительное явление прекратилось, и он отправился в деревню Миндюкину, оставив гостеприимного своего хозяина, надо полагать, в крайнем испуге и недоумении…
Прошу моего читателя простить меня, что я прерву последовательное изложение лежащей передо мною рукописи на этом месте и обращусь к личным воспоминаниям.
Верный списатель доверенного мне документа, я не могу не чувствовать, что случай, им передаваемый, до того необычен, до того страшен, что в читателе, мало подготовленном к восприятию такого рода рассказов из явлений таинственного потустороннего мира, он может вызвать не только недоумение, но, от чего Боже упаси, и подозрительность: а ну как сказатель этой истории глумится над доверчивостью своего читателя и рассказывает такие вещи, которых не только не было и быть не может, но и сам-то он им не верит. Спешу успокоить тебя, мой читатель, я сам не только верю тому, что передаю здесь твоему изумленному вниманию, но попутно сообщаю, что и в моей памяти сохранился еще в детстве нечаянно подслушанный разговор покойной моей матери со своей тоже уже покойной родной сестрой.