Развод родителей стал для меня эмпатической тренировкой. Мне пришлось развивать сострадание, чтобы сохранить связь с обоими, не замкнуться в себе и не вовлечься в их конфликт. Эмпатия такой же выбор, как здоровый образ жизни. И во многих случаях они совпадают. Как писал Джордж Сондерс[40], «у каждого есть небольшое расстройство, а точнее болезнь, — эгоизм. Но от нее есть лекарство. Будьте дисциплинированным, деятельным и в каком-то смысле отчаявшимся пациентом — ищите самые эффективные антиэгоистические препараты, не жалея сил, всю жизнь»[41].
Эта книга — о лекарствах и науке, которая их изобрела. С правильной схемой лечения — в том числе неожиданной дружбой, искусством, сплочением общества — можно нарастить «мышцы» эмпатии и в процессе стать добрее. На этих страницах вы узнаете о полицейских, научившихся мирно взаимодействовать с гражданами, народностях тутси и хуту, пришедших к примирению после геноцида, и закоренелых ксенофобах, забывших о ненависти. Вы увидите, как бывшие заключенные обсуждают книги с приговорившим их судьей, заново открывая в себе человечность, а врачи и медсестры отделения неонатальной реанимации учатся помогать людям с разными характерами в самые трудные моменты жизни, отстраняясь от личных эмоций.
Всем им непросто бороться за доброту — никому это не дается легко. Нельзя стать добрее за десять простых шагов. И хоть вам, вероятно, так покажется, я вовсе не утверждаю, будто люди добры по своей природе. Человечество может быть добрым на 39%, на 71% или где-то между. Главное — не с чего мы начинаем, а к чему хотим прийти.
Через пять лет, и даже уже через год, мир, возможно, станет злее или добрее. Социальная ткань может рваться дальше или начать восстанавливаться. Мы не обязаны проявлять эмпатию, особенно в адрес тех, кто к нам жесток или безразличен. Но, поддавшись примитивным эмоциональным инстинктам, мы себе же сделаем хуже. К чему мы придем и какова наша общая участь, зависит от нас. Ведь мы сами выбираем, что нам чувствовать.
Глава 1. Удивительная пластичность человеческой природы
Eppur si muove (И все-таки она вертится).
Еще сто лет назад считалось, что земля под нашими ногами недвижима. И что Австралия вечно была островом, а Бразилию и Сенегал всегда разделял Атлантический океан. Это было настолько очевидно, что не подлежало обсуждению. Альфред Вегенер все изменил[42]. В нем не самым обычным образом сочетались страсть к приключениям и интерес к метеорологии. Он поставил мировой рекорд, пролетав над Европой на воздушном шаре больше двух дней. В гренландской тундре он взрывал бомбы, чтобы измерить толщину ледового покрова. И в пятьдесят лет погиб в очередной экспедиции.
Изучая карты океанского дна, Вегенер заметил, что края континентов совпадают, как кусочки пазла. «Разве не похоже, что восточный берег Южной Америки и западный берег Африки раньше были единым целым, раз их контуры точно повторяют друг друга? — писал он своей подруге. — Надо будет развить эту идею»[43]. Вегенер разглядел и другие загадки. На африканских равнинах видны следы схода древних ледников. Как такое может быть, если континент всегда был на экваторе? Одни и те же виды папоротников и ящериц обитают в Чили, Индии и даже в Антарктике. Как они распространились так далеко?
В то время считалось, что в древности океаны пересекались перешейками, по которым все живое перемещалось между континентами.
Но Вегенера это объяснение не удовлетворило. В книге 1915 года «Происхождение континентов и океанов» он предложил радикальную альтернативу: суша была когда-то слеплена в единую массу (Вегенер назвал ее Пангеей), но за миллиарды лет раскололась на существующие сегодня континенты. Атлантический океан моложе, чем принято считать, и продолжает расти. Животных, эволюционировавших в соседстве друг с другом, разнесло по разным уголкам планеты. Поверхность земли двигается — неуловимо, но постоянно.
Идея Вегенера не снискала одобрения. Геологи беспощадно высмеивали «континентальный дрейф», как его называли. Вегенер был в их сфере пришлым, и они возмущались, как он посмел критиковать давно укоренившиеся убеждения, да еще опираясь на такую сомнительную теорию. Подводя итог всеобщему возмущению, один исследователь описал идею о континентальном дрейфе как «горячечный бред людей с тяжелыми случаями заболевания движущейся корой и чумой блуждающего полюса». Немногие встали на сторону Вегенера, образовав маленький лагерь геологических «мобилистов», но традиционалисты все же отстояли статичную землю. Роллин Чемберлен, редактор Journal of Geology, писал: «Если мы поверим в гипотезу Вегенера, нам придется забыть все, чему мы учились в последние семьдесят лет, и начать сначала». Когда Вегенер умер, его теория все еще валялась в мусорной корзине научной истории.
41
Джордж Сондерс — американский писатель, сценарист и эссеист. В 2013 году он произнес речь перед студентами Сиракузского университета, в которой и прозвучали эти слова.
42
Подробности о работе и жизни Альфреда Вегенера взяты из Martin Schwarzbach, Alfred Wegener: The Father of Continental Drift (Madison, Wis.: Science Tech, 1986); and Anthony Hallam, Great Geological Controversies (Oxford: Oxford University Press, 1989).
43
Эльза Кёппен, на которой Вегенер впоследствии женился. Сыграли ли в этом роль его поэтичные слова о географии, доподлинно неизвестно.