К ее удивлению, Катрин, до этого чуть ли не падающая от усталости и страха, выпрямилась, улыбнувшись так, что Мэри тут же поняла – она вовсе не жертва, а Пожирательница смерти, а приказ Волан-де-Морта – чистейшей воды блеф.
— Ты доказала, что можешь и дальше быть моей ученицей,— произнес Волан-де-Морт с холодной улыбкой,— доказала стойкостью воли, которую не смогла сломить даже мысль о пытках. Я устроил это испытание специально, чтобы проверить тебя – так же, как и тех, что были ранее моими учениками. Волшебники, которые подчинялись моему приказу, навсегда теряли право учиться дальше Темным искусствам и становились моими слугами, обязанными исполнять любой мой приказ. Ты свободна, Катрин.
Катрин, так и не сказав ни слова, быстрым шагом удалилась, и только тогда к Мэри вернулся дар речи:
— Раз Катрин – Пожирательница смерти, почему я не видела ее раньше?
— Она совсем недавно присоединилась ко мне, и в особняке, к тому же, не живет, так что в этом нет ничего удивительного.
Мэри, взглянув на Волан-де-Морта со злостью, без промедления вышла из тесной каморки.
— Если хочешь сказать мне что-то об этом испытании, вначале хорошенько подумай,— донесся холодный голос Волан-де-Морта до нее.
Мэри громко фыркнула в ответ:
— У меня в запасе много подходящих к случаю слов, вот только осознание того, какая кара последует после, меня останавливает.
Волан-де-Морт усмехнулся:
— Осознание кары, которая последует за не повиновение мне, еще минуту назад не заставила тебя смириться.
— Это потому, что ты приказал мне пытать волшебницу, которая не несла никакой угрозы и была беззащитна,— парировала Мэри холодно,— я лучше сама пытки терпеть буду, чем поступлю так бесчестно.
Едва Мэри договорила, как ее сердце пронзила резкая боль, заставившая волшебницу остановиться и приложить руку к груди. Волан-де-Морт, резко остановившись, посмотрел на нее удивленно.
— В чем дело?— спросил он у волшебницы, наблюдая за тем, как она пытается выпрямиться. Не ответив, она как можно быстрее рванула по лестнице на второй этаж, к своей комнате, превозмогая резкую, все усиливавшуюся боль. Когда она вбежала к себе в комнату, то уже ничего не видела перед собой, и только точное знание того, где стоит пузырек с заветным зельем, позволило ей найти спасительный флакончик. Вынув трясущимися руками тугую пробку, Мэри одним глотком осушила пузырек, с замиранием сердца ожидая усиления боли – противоядие ей приходилось варить самой, и это притом, что она никогда особо не блистала в зельеварении. Всегда имелась вероятность того, что что-то она может сделать не так, впрочем, на этот раз все обошлось – за долгие две минуты та боль, что пронзала ее сердце, не вернулась, а предметы, до этого словно плавающие в некоем тумане, приобрели привычную четкость. Едва Мэри перевела дух и уняла бешено бившееся сердце, как в ее комнату вошел Волан-де-Морт, жаждущий объяснений столь странного поведения своей ученицы.
— Это был приступ,— произнесла она прежде, чем маг успел хоть что-то сказать,— в очередной, уже второй раз, проявилась моя болезнь.
— Болезнь?— переспросил Волан-де-Морт удивленно,— впервые слышу, что ты страдаешь от какой-то болезни. Почему ты не сказала мне о ней ранее?
— Потому, что она проявляется в череде приступов, а приступы эти происходят не в определенное, известное мне загодя время, а спонтанно, по своему собственному желанию и непонятным мне причинам. Я больна этой болезнью с рождения – так же, как и моя мать, от нее же она мне и перешла, словно по наследству; но до сих пор было только два приступа – первый – когда мне было 15, а второй – сейчас, 6 лет спустя после этого. Приступ начинается с резкой боли, пронзающей сердце короткими уколами. В течение восьми минут боль постепенно возрастает, и только в это время есть возможность принять противоядие – ни до, ни после оно ничего не изменит. Успел – повезло, если же нет, то… ты обречен на смерть – адская боль сломает тебя, терзая до предсмертных судорог. А после… ты умрешь, и тело твое растворится, исчезнув без следа, оставленное покинувшей его душой.
Мэри замолчала, опустив голову – так, словно сказанное причинило ей сильную боль. А Волан-де-Морт, похоже, принял ее рассказ за ложь – во всяком случае, спросил презрительным голосом:
— И ты хочешь, чтобы я поверил в этот бред? Ты только что выдумала какую-то болезнь, которой и быть то не может, и думаешь, что это похоже на правду?
Волан-де-Морт хотел сказать что-то еще, но осекся, увидев взгляд Мэри, который она подняла на него – светящийся ненавистью и холодной яростью, правотой и силой.
— Хочешь сказать, я вру?— спросила она очень тихо и ядовито,— что я неизвестно для чего придумала сказочку о редкой болезни, передающейся по материнской линии, что проявляется редкими приступами?
— Неизвестно для чего?— переспросил Волан-де-Морт иронично,— да нет, это-то как раз ясно. Что бы вызвать у меня жалость и получить некоторые привилегии.
— Можешь подавиться своими привилегиями, и жалостью вдобавок, мне они нужны, как маглу — волшебная палочка,— бросила Мэри коротко и зло, исподлобья смотря во вспыхнувшие багрецом глаза мага.— И мне плевать на то, что ты мне не веришь – эта болезнь существует и будет существовать, даже если ты будешь считать ее лишь плодом моей больной фантазии.
Выговорившись, она вновь опустила голову, словно посчитала разговор оконченным, но он таким не был — Волан-де-Морт решил развить тему, спросив:
— Допустим, болезнь не миф. А откуда тогда ты знаешь, что именно происходит с тем, кто не успел выпить противоядие? Прочитала в книжке?
— Нет, видела своими глазами,— коротко ответила Мэри, вновь подняв свой огненный взгляд на Волан-де-Морта,— так, от очередного приступа, умерла моя мать.
Короткая пауза молчания и следом:
— А сколько готовится противоядие?
— Месяц, и столько же хранится после этого.
— В таком случае, думаю, что ты понимаешь – эта болезнь – серьезное препятствие твоему пребыванию здесь,— сказал Волан-де-Морт жестко,— если приступы, как ты говоришь, проявляются спонтанно, то следующий приступ может возникнуть завтра, и он прикончит тебя, ведь противоядия у тебя нет.
— Есть,— возразила Мэри, улыбнувшись,— я всегда варю зелье с таким расчетом, чтобы приступ, если и проявится, не застиг меня врасплох.
— Какие гарантии, что мои же усилия не пропадут в случае чего?
— Стопроцентные.
Волан-де-Морт, просверлив Мэри подозрительным взглядом, кивнул, видимо, решив, что она не лжет.
— В таком случае наши тренировки продолжаться завтра. Проинформировав Мэри, маг вышел из комнаты, оставив волшебницу в одиночестве, но ей только это и нужно было – прямо в одежде откинувшись на кровать, она блаженно закрыла глаза, предаваясь сну, хотя над особняком ярко светило полуденное солнце…
Быть может оттого, что больше недели Мэри трудилась не жалея себя, она проспала до утра следующего дня, более восемнадцати часов, и проснулась полная сил и энергии, что била через край. Она была бы очень уместна на очередной тренировке. Но той не состоялось – Волан-де-Морт, зашедший в комнату Мэри прежде, чем волшебница успела сделать хоть один шаг к двери, объявил, что на некоторое время их уроки прекратятся – ему нужно решить кое-какие срочные вопросы. А в это время она должна будет тренироваться самостоятельно в двух новых заклятиях.
— Первое – Щитовое,— сказал он, незамедлительно сотворив блестящий щит для наглядности, и повторив слова заклятья, которые Мэри, как и все до этого, должна будет произносить мысленно – невербально.
— Второе – Иллюзия.
— Иллюзия?— переспросила Мэри с оттенком недоверия в голосе,— умение создавать выгодные тебе образы, не соответствующие реальности?
Легкий кивок Волан-де-Морта подтвердил, что Мэри права, но знание теории не дает умение, что она и доказала на своем примере.
— Сейчас в сотворении иллюзии ты потерпела неудачу,— заметил Волан-де-Морт пренебрежительно,— что ж, именно для того, чтобы ты научилась сотворению иллюзий, я и даю тебе неделю, может быть, и больше — зависит от того, как быстро я закончу свои дела. Вот как иллюзия может влиять на людей, пользуясь их чувствами.