Совсем рядом с Мэри негромко, но резко, треснула сухая ветка, выведя волшебницу из поглотивших ее раздумий. Она ожидала увидеть за своей спиной Руквуда, но, обернувшись, обнаружила Мальсибера, чье лицо освещала обычная полунасмешливая улыбка.
— Мы с тобой гуляем одними тропами, или же ты хочешь что-то сообщить мне?— спросила Мэри, замедлив шаг. Мальсибер подошел к ней почти вплотную, и только тогда ответил:
— Ни одно из твоих предположений не верно. Видишь ли, гулять по лесам и рощам я особо не люблю, и, к тому же, ничего важного для тебя я сообщить не могу. Нет, Мэри, сюда меня привело нечто другое, чем жажда просто чьей-то компании. Да и тебе, я думаю, хотелось видеть меня вовсе не для того, что бы я помог тебе в освоении очередного умения.
Мэри не стала отрицать того, что и вправду хотела видеть Мальсибера, хотя до этого момента и сама это не осознавала – слова, высокомерно-презрительные, куда-то пропали, оставив в горле лишь непривычную сухость. Глаза Мальсибера были прямо напротив ее глаз, и говорили о том, что вот уже который день подряд твердило ей ее собственное сердце. Необычайно приятное чувство – не любовь, но что-то, предшествующее ей, похожее на нежность, заполнило все существо Мэри, замутняя разум, заставляя ее быть как можно ближе к этому волшебнику, что был для нее единственным родным человеком сейчас. Мальсибер был полностью солидарен с Мэри – на ее горячий поцелуй он ответил с такой страстью, и одновременно, нежностью, что волшебница ощутила себя словно плывущей на волнах блаженства, что захлестывали ее с каждой секундой все сильнее и сильнее. Мэри не смогла бы сказать, если бы ее спросили, сколько она с Мальсибером наслаждалась этой приятной, хоть и пугающей внезапностью близостью друг с другом, она знала только одно – жалеть о происшедшем она уж точно не будет.
— Я так рад, что судьба свела меня с тобой, Мэри,— выдохнул Мальсибер, оторвавшись от губ волшебницы.
Та еле заметно улыбнулась, и, обвив шею Пожирателя руками, снова впилась в его губы страстным поцелуем. Но поцелуями, как оказалось, дело не смогло ограничиться – руки Мальсибера, до этого сжимающие Мэри в объятиях, в один неуловимый момент пошли гулять по ее телу, вызывая в нем сладостную дрожь, прекращать которую Мэри вовсе не хотела, и рук Мальсибера отводить не стала, дав и своим рукам свободу. Пожиратель понял, что границ ни для него, ни для нее больше не существует, и тут же забыл о всяком стыде, о том, что они были на открытой поляне, зайти на которую мог любой его товарищ. Они наслаждались духовным и физическим единением друг с другом, что не прекращалось ни на минуту, и здесь они как будто и не существовали по отдельности, а только вместе, соединенные настолько сильным блаженством, что, казалось, растворялись и в нем, и друг в дружке без остатка. Но в реальность им пришлось вернуться, и когда страсти чуть поутихли, они заметили, что вокруг них довольно-таки быстро сгущаются сумерки и вьется рой кровожадных насекомых. Одежда, столь поспешно сброшенная, была водворена на полагающиеся ей места, после чего Мэри и Мальсибер, торопливо пригладив растрепанные волосы, направились рука об руку в особняк, по пути обмениваясь счастливыми улыбками. Сейчас любое слово, сказанное любым из них, лишь нарушило бы духовную близость, пребывающую и с Мэри, и с Мальсибером даже после прекращения их телесного, физического, единения. Так же, без слов, они простились, когда достигли дверей комнаты Мэри. В свою комнату волшебница вступила, душой и сердцем находясь с Мальсибером. Всю ночь Мэри вспоминала каждую минуту, проведенную с Мальсибером, и уснула только под утро, с блаженной улыбкой на устах.
Странно, но проснулась она довольно-таки рано — не было еще и десяти часов утра. За стенами особняка распевали птицы, что, видимо, и разбудили Мэри. Минут двадцать она лежала, не двигаясь, слушая и не слыша веселый птичий щебет, затем, сообразив, что время ее ограничено – близился урок с Волан-де-Мортом – тут же поднялась, и, одевшись, спустилась в кухню – позавтракать. Завтрак ее прошел в одиночестве, впрочем, когда Мэри выпила последнюю каплю кофе, дверь отворилась, и в кухне появился Август Руквуд, чье лицо при виде волшебницы стало невероятно радостным, чуть ли не восторженным.
— Доброе утро. Приятного аппетита желать не буду – твоя трапеза, судя по всему, уже закончена,— произнес он довольно миролюбиво, и повернулся к плите, загремев сковородой.
Мэри едва кивнула, не в силах что-либо сказать: пожелание доброго утра от Руквуда граничило для нее с наступлением нового приступа. Если уж остальные Пожиратели смерти, относившиеся к ней, в принципе, неплохо, особо не любезничали с ней, что же говорить об Августе, что чуть ли не испепелял ее взглядами два месяца подряд? Подобная перемена в поведении Пожирателя казалась ей очень странной, и Мэри поспешила разъяснить эту неясность:
— Произошло нечто радостное, что вы ждали долгое время?
— Нет,— послышалось в ответ сквозь шипение бекона.
— С чего тогда такая приветливость?
Руквуд обернулся, и на миг Мэри показалось, что он до этого лицемерил, но нет: вполне естественно удивившись, он спросил:
— А почему бы и нет?
Мэри пожала плечами:
— Может быть потому, что до этого дня я считала тебя своим врагом, как делал это ты?
Ответ Руквуда ее удивил несказанно:
— Что ж, давай будем считать, что ничего плохого между нами не происходило,— и, видя, что Мэри все так же пронзает его недоуменным взглядом, дополнил,— что было, то прошло. К тому же, дуэли и подобные ритуалы мщения среди Пожирателей смерти здесь, как ты уже знаешь, караются строго. Вот я и подумал: к чему отравлять друг другу жизнь, если она и так нелегка?
Мэри, все еще не способная поверить в то, что Руквуд говорит искренне, ничего не сказала в ответ, а Пожиратель, тем временем, вернулся к своему бекону, что уже начал подгорать.
— А почему это ты сейчас не с остальными Пожирателями? Получил выходной?— спросила Мэри, когда Руквуд присел за кухонный стол со своей тарелкой. Особо красноречивого ответа на этот вопрос не требовалось, поэтому Пожиратель просто кивнул, слишком, к тому же, занятый поглощением завтрака.
— Ясно. Что ж, желаю приятного аппетита, мне же нужно идти.
— Если ты торопишься на урок с Темным Лордом, то зря – повелителя сегодня не будет в особняке целый день,— догнал Мэри у самых дверей кухни голос Руквуда, заставив ее повернуться.
— Не будет? Откуда ты знаешь?
— Он говорил нам об этом вчера, странно, что тебя не оповестил.
Мэри, в отличие от Руквуда, не усмотрела в этом никакой странности: вчерашний вечер она провела с Мальсибером в лесу, и Волан-де-Морт, не найдя ее в своей комнате, мог полениться обыскивать лес, чтобы сообщить ей такую, по его мнению, мелочь. Но легко поверить в слова Пожирателя она не могла, и немедленно отправилась в Зал собраний, рассчитывая обнаружить там Волан-де-Морта. Надежды ее не оправдались – в Зале не было ни Волан-де-Морта, ни Пожирателей смерти. Подождав минут двадцать – настенные часы пробили пять минут двенадцатого – Мэри признала, что Руквуд был прав, и незамедлительно покинула Зал, прекрасно понимая, что дальнейшее пребывание в нем для нее бессмысленно.
— Ну что, проверила? И как результат?— раздался чуть насмешливый голос сзади нее, едва она сделала два шага по коридору. Голос, как обнаружила Мэри, повернувшись, принадлежал Руквуду: тот, видимо, тоже направлялся к себе в комнату.
— Ты оказался прав,— ответила она, чувствуя некоторое смущение. А затем добавила,— в таком случае мне стоит…
Неожиданно ее поразила мысль – а что, если Руквуд владеет книгой, что способна расшифровать строки с древнего пергамента? Потребность как можно скорее выяснить, так ли это заставила Мэри достать из кармана джинсов лежащий там постоянно с недавних пор пергамент с написанными на нем непонятными письменами, и протянуть Руквуду со словами: «Тебе знаком этот язык?».