«Либо его еще не было, либо он просто не стал ждать меня»,— подумала Мэри, погружаясь в благостный сон...
Ей снилось, что она вновь в одной постели с Мальсибером – тот, даже не пытаясь слиться с ней в единое целое, страстно ласкал ее тело. Все те места, что нуждались в ласке больше всего – отяжелевшую от желания грудь, живот, спину, бедра, ягодицы... И, разумеется, ее естество, каждое прикосновение к которому заставляло Мэри извиваться все сильнее и сильнее, стонать все громче, изгибаться навстречу рукам Мальсибера, моля его, наконец, овладеть ею. Но эта ее просьба как будто и не была услышана Мальсибером – он, по-прежнему держась на расстоянии от нее, все пытал и пытал ее ласками, вырывая из ее груди протяжные стоны. В какой-то момент Мэри показалось, что черты Мальсибера заменились на черты Волан-де-Морта, и вот уже две пары рук ласкают ее еще с большей нежностью и страстью, повергая в невиданное блаженство, большее, что волшебница испытывает в конце полового акта...
Она просыпается, и понимает, что один Волан-де-Морт ласкает ее грудь, переходя от сводов к соскам, другой рукой скользя по ягодицам и бедрам, то и дело, добираясь до ее естества. Блеск его глаз, абсолютная реальность происходящего говорит Мэри, что это — уже не сон, и что Мальсибера в этой комнате точно нет.
— Давно ты здесь?— шепчет она, чувствуя, что желание, владевшее ею еще во сне, толкает ее на немедленную близость с Волан-де-Мортом.
— Минут пятнадцать,— следует ответ, и волшебница едва сдерживает стон – руки Волан-де-Морта настолько нежно касаются всех тех точек, что требуют сейчас ласки, что она уже извивается от дикой похоти, сквозь стоны моля мага, чтобы он, наконец, взял ее. Но ее любовник не спешит – если бы не горящие огнем страсти глаза, можно было бы подумать, что он вовсе не хочет сегодня совокупляться с ней. Только медленно пытает ее ласками, видимо, желая возбудить до такой степени, когда ею овладеет та же страсть, что сейчас испытывает он.
— Вчера ты упомянула, что первые наши ночи много значат для тебя, и я уверился в мысли, что вполне смогу возбуждать тебя, как тогда, до такой степени, что ты сама будешь молить меня взять тебя – по крайней мере, в этом случае ты точно не будешь более чувствовать себя жертвой.
Слова Волан-де-Морта перекрывает громче крика стон Мэри – желание, ставшее животным, делает ее безумной. Она кидается на мага, не видя его довольной усмешки, целуя его так страстно, как может – и уже в конце поцелуя чувствует свое с ним долгожданное единение. Он, буквально придавив ее тяжестью своего тела, не ускоряя темп, неторопливо и даже как-то холодно берет ее, стонущую в преддверии блаженства все громче, как бы показывая ей, возбужденной донельзя, что он-то может удержать свою страсть в узде. Но не этого хочет Мэри сейчас – нарушая установленные Волан-де-Мортом правила, она так сильно подается навстречу ему, что чувствует боль, будто достающую до сердца. И это ее телодвижение, вскрик боли пробуждает в маге страстного любовника – теперь его движения порывисты и неистовы, руки жадны и грубы, но все же по-прежнему ласкают, а не пытают ее. Последняя минута, проходящая в страстных и конвульсивных движениях двух тел, терзаемых похотью, и громкий, полный блаженства, стон Мэри завершает половой акт, за которым следует неизменный отдых.
— Знаешь, за такое блаженство я бы продала душу дьяволу,— шепчет Мэри, сквозь пелену в глазах глядя на Волан-де-Морта,— ты просто мастер в ласках, и любая женщина на моем месте не устояла бы, чувствуя их.
— Любая?— переспрашивает он, глядя на нее с долей недоумения,— мне не нужен никто, кроме тебя, Мэри – ты же прекрасно знаешь. Что же насчет души... Ты и так уже отдала ее мне, как и свое тело, идя за своими низменными желаниями, что все-таки оказались сильнее желания стать могущественнее, чем ты сейчас. Но вряд ли бы убила кого-то за возможность переспать со мной – не так ли?
— Странно, что ты сказал это именно сейчас – ведь меньше трех часов назад я покончила, и довольно хладнокровно, со своим старым другом, что пытал меня, пытаясь выбить признание в подчинении тебе.
— Что?— переспросил Волан-де-Морт, ожесточившись в лице,— тебя подозревали?
Мэри, кивнув, рассказала то, что произошло в доме Брэдли, опустив разговоры за столом – в конце повествования у Волан-де-Морта был такой злой взгляд, что она сочла за лучшее отодвинуться от него, даже зная, что ярость эта не направлена на нее.
— А тот второй? Ты уверена, что заколдовала его достаточно хорошо?
— Да, разумеется – я бы не стала так рисковать. Его убивать не было надобности – ведь он даже не пытал меня, как Брэдли.
— Хорошее оправдание себе нашла – сказать, что просто отразила вражеское заклинание...,— Волан-де-Морт покачал головой,— и это еще после приступа... Но хорошо, что ты не ошиблась в расчетах, придумывая то заклинание, и тело твоего сотрудника исчезло. Значит, пока волноваться не о чем. Правда... тебя совесть не замучает, ведь ты отправила в Азкабан невиновного.
— Это просто еще один мой поклонник,— равнодушно пожала плечами Мэри,— он нам больше не нужен, да и сообщить ничего не сможет, особенно после моих чар.
— Ну, ладно. Тогда я спокоен,— заключил Волан-де-Морт, вновь занявшись грудью Мэри – то нежно ласкал ее, то дразнил кончиками пальцев соски, что затвердели, выдавая ту похоть, что вновь овладела всем существом волшебницы. Она, прерывисто вздохнув, направила одну из рук Волан-де-Морта к низу живота – сейчас именно там ласка была нужнее всего. И он, следуя желаниям Мэри, неторопливо доводил ее до состояния сильнейшего возбуждения – его пальцы двигались то страстно и быстро, то медленно и нежно, заставляя ее отвечать взаимностью, не сдерживая страстных стонов. Вот волна страсти, достающая почти до горла, заставляет Мэри изогнуться дугой, негромкий вскрик срывается с ее губ – Волан-де-Морт вновь стал единым с ней, вновь неспешными движениями своего тела доводя ее до блаженного изнеможения. Стремясь достигнуть еще большего, Мэри впилась страстным поцелуем в губы своего любовника, одновременно подстегивая и себя, и его – движения его тела стали резкими и порывистыми, неся ей некоторую боль – неизменную спутницу каждого полового акта с Волан-де-Мортом. Но Мэри даже не вскрикнула, уже привыкнув к ней – лишь еще крепче прижалась к Волан-де-Морту, что как раз в этот момент слился с ней до предела, застонав от блаженства. Волшебница вторила ему, и ее стон – громкий и протяжный, вновь стал окончанием очередного совокупления – удовлетворение, как всегда, пришло к ним одновременно, поражая синхронностью.
— А теперь скажи – разве тебе не было со мной хорошо?— спросил Волан-де-Морт, глядя в глаза Мэри своим, чуть угасшим взглядом.
— Это было просто чудесно,— прошептала волшебница, нежно поцеловав Волан-де-Морта в губы,— если каждая ночь с тобой будет такой, я больше никогда не заикнусь о том, что для тебя лишь жертва. Сейчас я бы поверила, что любима тобою, если бы ты вдруг сказал это.
— Не хочу лгать тебе, поэтому... нет. Я хочу лишь владеть тобою, единственный из многих желающих этого, и убью любого, кто с этой минуты посмеет посягнуть на твою честь – ты должна остаться моей и только моей.
Мэри даже не возразила ему на это – усталость от пыток и совокупления с Волан-де-Мортом дала о себе знать, глаза закрылись сами собой... Волан-де-Морт, было, начав вновь ласкать ее, увидел, что она спит, и, поцеловав ее на прощание, через минуту вышел из комнаты, дав ей возможность отдохнуть...
...На следующий день она заколдовала Альфреда, заполнив его память ложными воспоминаниями, и уже через два часа его схватили мракоборцы, среди которых был и Кристиан.
— Ты нам очень помогла, Мэри,— говорил он с теплой улыбкой,— спасибо тебе. Я постараюсь отблагодарить тебя как должно той книгой – когда она будет у тебя, ты сможешь взять ее себе.
— Правда?— переспросила Мэри восторженно, в порыве чувств обнимая Кристиана,— вот спасибо! Я буду так благодарна тебе! Скажи, что ждет Альфреда?
— Суд, и заключение в Азкабане – пожизненное,— сурово сказал Кристиан, ужаснув Мэри,— то же, что и других пособников Волан-де-Морта. Мы их всех, так или иначе, поймаем, вот увидишь.