Сэм смотрит на меня, прежде чем ответить. «Я обнаружил, что Game Boy вклинился под мой матрац».
«Черт! Хочешь торговаться?»
«У него нет батареек».
«Неважно».
Я слышу отдаленный гул генераторов, шум инструментов и ворчание работающих людей. Единственный недостаток Ручья Терпения, который находится под радаром правительства, заключается в том, что многие его системы являются сильно устаревшими. По соображениям безопасности генерал Лоусон решил, что они должны провести урезанную операцию обновления здесь. Со всем, что происходит, не совсем время звонить гражданским подрядчикам. Тем не менее, около ста армейских инженеров работают круглосуточно, чтобы обновить это место до настоящего времени. Когда мы пришли поздно вечером, я увидел, что отец Сэма, Малькольм, уже здесь, помогая экипажу инженеров установить некоторые из могадорских технологий, извлеченных из Эшвуда Эстейтс. Что касается армии, Малькольм в основном является экспертом по внеземному.
Беседа Сэма и Даниэлы оборвалась, и я быстро понял, что это из-за меня. Я молчу, глядя прямо впереди, и я почти уверен, что мое выражение застряло в нейтральном положении. Они не знают, как со мной разговаривать.
«Джон, я…» Сэм кладет руку мне на плечо, и я могу сказать, что он что-то скажет о Саре. Я знаю, что случилось с ней, и ему тоже было плохо. Они выросли вместе. Но я не хочу этот разговор прямо сейчас. Я не хочу сдаваться, пока это не закончится.
Я заставляю себя ухмыльнуться. «Они дали вам кассеты для этого видеомагнитофона?» — спрашиваю я Даниэлу, неуклюже меняя тему.
«Рестлмания III», — говорит она и делает лицо.
«Черт, да, я заберу это позже, Дэнни», — говорит Девятый, выходя из одного из многих коридоров с усмешкой.
Из всех нас Девятый выглядит наиболее отдохнувшим. Прошел всего один день с тех пор, как он и Пятый дрались по всему Нью-Йорку. Я исцелил большого головореза в Нью-Йорке, и его собственная сверхчеловеческая выносливость, по-видимому, сделала все остальное. Он поглаживает Сэма и меня на спине и присоединяется к нашей процессии по коридору. Конечно, Девятый делает вид, как будто ничего плохого не произошло, и, честно говоря, я его поддерживаю.
Когда мы проходим мимо, я смотрю в коридор, из которого пришел Девятый. Там четыре вооруженных солдата, стоящие на страже.
«Все в порядке?» — спрашиваю я Девятого.
«Да, Джонни, — отвечает Девятый. — В этом месте у них есть довольно удаленные тюремные камеры, в том числе с дополненными стенами. И с Толстяком, ограниченным подушками и привязанным к смирительной рубашке, он никуда не денется».
«Хорошо», — говорит Сэм.
Я киваю в знак согласия. Пятый — полный психопат и заслуживает того, чтобы его заперли. Но если я буду жестоко практиковаться о победе в этой войне, я не знаю, как долго мы можем позволить себе держать его в клетке.
Мы выворачиваем из-за угла, и появляется лифт. Накладные лампы, галогенные светильники громко звучат, и я замечаю, что Сэм ущипнул переносицу.
«Мужик, я скучаю по твоему пентхаусу, Девятый», — говорит Сэм. «Это было единственное укрытие, которое мы когда-либо имели с мягким освещением».
«Да, я тоже скучаю», — отвечает Девять, я слышу нотки ностальгии в его голосе.
«Это место уже дает мне серьезную мигрень. Они должны были поставить регулировку освещения вместе с видеомагнитофонами».
На наших головах слышится треск электричества, и одна из лампочек мерцает. Освещение прихожей внезапно становится намного более терпимым. Все, кроме меня, останавливаются, чтобы посмотреть.
«Ну, это было странно совпало», — говорит Даниэла.
«Так лучше, правда, не так ли?» Сэм вздохнул.
Я нажал кнопку, чтобы вызвать лифт. Остальные собираются вокруг меня.
«Значит, они…они вернули ее сюда?». Девятый спрашивает, его голос опустился, и он был настолько тактичен, насколько мог.
«Да», — говорю я, думая о Лориенском корабле прямо сейчас, направляясь к поверхности Ручья Терпения, наполненного нашими друзьями и союзниками, и потерянной любовью моей жизни.
«Это хорошо», — говорит Девятый, затем кашляет в руку. «Я имею в виду, не хорошо. Но мы можем, вы знаете, попрощаться.
«Мы поняли, Девятый, — мягко говорит Сэм. «Он знает, что ты имеешь в виду».
Я киваю, но не готов ничего сказать. Перед нами открываются двери лифта, и когда они это делают, слова выливаются из меня.
«Это последний раз», — говорю я, не поворачиваясь лицом к другим. Слова чувствуются, как лед во рту. «Я прощаюсь с людьми, которых мы любим. Я покончил с чувствами. Готово с огорчением. Начиная с сегодняшнего дня, мы убиваем, пока не победим».