– Еще как разорюсь!
Нищий озлился. Он сказал:
– Иной раз готов на что угодно пойти ради нескольких песо. – Теперь, когда огни во всем городе погасли, они стояли, скрытые дружелюбной темнотой. Нищий сказал: – Осуждаешь меня?
– Да нет. И не думаю.
Что бы он ни сказал, все выводило нищего из себя.
– Иной раз, кажется, убить готов…
– Вот это, конечно, очень нехорошо.
– Значит, нехорошо, если я схвачу кого-нибудь за горло?
– Что ж, голодный на все имеет право ради спасения своей жизни.
Нищий смотрел на этого человека с яростью, а тот продолжал говорить, словно обсуждая какой-то отвлеченный вопрос:
– Из-за меня, пожалуй, не стоит идти на такой риск. Пятнадцать песо семьдесят пять сентаво – вот все мое богатство. Я сам двое суток ничего не ел.
– Матерь Божия! – сказал нищий. – Да ты что, каменный? Сердце у тебя есть?
Человек в поношенной одежде вдруг хихикнул. Нищий сказал:
– Вранье. Почему же ты ничего не ел, когда у тебя пятнадцать песо в кармане?
– Видишь ли, в чем дело, я хочу купить чего-нибудь выпить.
– А именно?
– Того самого, чего в этом городе чужому не найти.
– Значит, тебе нужно спиртное?
– Да… и вино.
Нищий подошел к нему вплотную, нога к ноге, тронул за руку. Они, как близкие друзья, как братья, стояли вдвоем в темноте. Теперь даже в домах гасили огни, и таксисты, весь день тщетно поджидавшие пассажиров на склоне холма, начали разъезжаться. Вот последняя машина скрылась за углом полицейских казарм, мигнув задними огнями. Нищий сказал:
– Ну, друг, считай, тебе повезло. Сколько ты мне дашь…
– За бутылку?
– За то, что я сведу тебя с человеком, у которого есть бренди – настоящее, из Веракруса.
– С моим горлом, – пояснил человек, – мне можно только вино.
– Пульке, мескаль – у него все есть.
– А вино?
– Айвовое.
– Я отдам все свои деньги, – торжественно сказал человек в поношенной одежде и уточнил: – То есть кроме сентаво… за натуральное виноградное вино. – Где-то внизу, у реки, послышались барабанная дробь и нестройный топот – раз-два, раз-два. Солдаты или полицейские возвращались на ночевку в казармы.
– Сколько? – нетерпеливо повторил нищий.
– Я дам тебе пятнадцать песо, и ты достанешь мне вино. Сколько заплатишь, твое дело.
– Тогда пошли.
Они стали спускаться с холма; на углу, где одна улица вела к аптеке и дальше, к казармам, а другая – к гостинице, набережной и к складу «Объединенной банановой компании», человек в поношенной одежде остановился. Навстречу, держа винтовки как придется, шагали полицейские.
– Подожди. – Вместе с ними шел какой-то метис; два клыка выступали у него над нижней губой. Человек в поношенной одежде следил за ним из темноты. Метис повернул голову, и взгляды их встретились. Полицейские прошли мимо, поднимаясь на площадь. – Пошли. Быстрее.
Нищий сказал:
– Они нас не задержат. Они за другой дичью охотятся – покрупнее.
– А почему этот человек с ними, как ты думаешь?
– А кто его знает? Может, заложник.
– Заложнику связали бы руки.
– Почем я знаю? – В словах нищего была вызывающая независимость – не редкость в стране, где бедняки имеют право клянчить милостыню. Он спросил: – Так тебе нужно спиртное или нет?
– Мне нужно вино.
– Не знаю, что у него там есть. Бери, что дадут.
Нищий повел своего спутника к реке. Он сказал:
– Может, его и в городе нет. – Жуки вились вокруг них и оседали на асфальт; они щелкали под ногами, как грибы-дождевики, а с реки тянуло зеленой кислятиной. В раскаленном, пыльном скверике белел гипсовый бюст генерала, а на первом этаже единственной в городе гостиницы глухо пульсировал движок. Широкие деревянные ступени, усеянные жуками, вели на второй этаж. – Ну, я постарался ради тебя как мог, – сказал нищий. – Больше никто бы не сделал.
Из номера на втором этаже вышел человек в черных брюках, в плотно облегающей торс фуфайке и с полотенцем через плечо. У него была аристократическая седая бородка, брюки держались на подтяжках и на поясе. Откуда-то из недр гостиницы донеслось урчанье водосточной трубы; жуки с размаху хлопались об электрическую лампочку без абажура. Нищий повел серьезный разговор с человеком в черных брюках, и пока они говорили, свет погас, а потом, мигая, зажегся опять. На верхней площадке лестницы стояли вразброс плетеные качалки, а на большой черной доске были написаны фамилии постояльцев – трое на двадцать номеров.
Нищий повернулся к своему спутнику.
– Того господина, – сказал он, – сейчас нет, хозяин говорит. Ну что, подождем его?
– Мне времени не жалко.
Они вошли в большой пустой номер с плиточным полом. Маленькую черную железную кровать, стоявшую там, словно кто-то забыл при переезде. Они сели на нее рядышком и стали ждать, а жуки влетали в комнату сквозь дырявую москитную сетку.
– Он очень важный человек, – сказал нищий. – Двоюродный брат губернатора. Все достанет, все, что ни пожелаешь. Но свести тебя с ним может только тот, кто пользуется у него доверием.
– А ты пользуешься?
– Я на него работал, – сказал нищий и добавил с полной откровенностью: – Хочешь не хочешь, а приходится доверять.
– И губернатор знает об этом?
– Конечно нет. Губернатор человек крутой.
Водопроводные трубы то и дело громко заглатывали воду.
– Почему же он мне должен довериться?
– Ну, любителя выпить сразу видно. Ты еще не раз к нему придешь. У него товар хороший. Дай-ка мне твои пятнадцать песо. – Он дважды пересчитал монеты. – Получишь бутылку самого хорошего бренди из Веракруса. Помяни мое слово. – Свет погас, и они сидели в темноте. Когда кто-нибудь из них двигался, кровать под ним скрипела.
Послышался голос:
– Бренди мне не нужно. Во всяком случае, не целую бутылку.
– Так что же тебе нужно?
– Я уже говорил – вино.
– Вино дорого.
– Это неважно. Или вино, или ничего.
– Айвовое?
– Нет, нет. Французское вино.
– У него иногда бывает из Калифорнии.
– Ну что ж, это мне годится.
– Сам-то он, конечно, получает все даром. С таможни.
Движок внизу снова начал тарахтеть, загорелся тусклый свет. Дверь отворилась, и хозяин поманил нищего; последовали длинные переговоры. Человек в поношенной одежде откинулся на кровати. Подбородок у него был порезан в нескольких местах – там, где рука с бритвой дрогнула, – лицо осунувшееся, болезненное; когда-то, вероятно, щеки были круглые, пухлые, но теперь ввалились – ни дать ни взять разорившийся делец.
Нищий вернулся. Он сказал:
– Тот господин сейчас занят, но скоро придет. Хозяин послал за ним мальчишку.
– Где он?
– Ему нельзя мешать. Он играет на бильярде с начальником полиции. – Нищий подошел к кровати, раздавив двух жуков босыми ногами. Он сказал: – Гостиница эта прекрасная. Ты где остановился? Ты ведь не здешний?
– Да, я здесь только проездом.
– Этот господин очень влиятельный человек. Хорошо бы угостить его. Ведь не унесешь же ты все с собой. Выпить можно и здесь.
– Мне бы оставить себе хоть немножко – взять домой.
– Какая разница, где пить. Я считаю, где есть стул и стакан, там и дом.
– Все-таки… – Свет опять погас, а молнии на горизонте взлетали, как занавески. Откуда-то издали сквозь москитную сетку в комнату докатились удары грома, похожие на гул, который доносится с другого конца города во время воскресного боя быков.
Нищий спросил по-дружески:
– А ты чем занимаешься?
– Да так, чем придется.
Они замолчали, прислушиваясь к шагам на деревянной лестнице. Дверь отворилась, но в темноте ничего не было видно. Чей-то голос отпустил ругательство – для порядка – и спросил:
– Кто тут? – Зажженная спичка осветила синеватую тяжелую челюсть и потухла. Движок затарахтел, и свет снова вспыхнул. Вошедший устало проговорил: – А, это ты.
– Это я.
Он был маленький, с широким не по росту, бледным лицом, одет в узкий серый костюм. Под жилетом у него выпячивался револьвер. Он сказал:
– У меня ничего нет. Ровным счетом ничего.
Нищий прошлепал через всю комнату и начал тихо и серьезно говорить что-то. За разговором он осторожно нажал босой ногой на начищенный до блеска ботинок своего собеседника. Тот испустил вздох, раздул щеки и подозрительно оглядел кровать, словно опасаясь, уж не распорядились ли тут посетители без него. Он резко проговорил, обращаясь к человеку в поношенной одежде: