— Хосе! — крикнули снова. — Хосе!
Он оглянулся и уловил на их лицах выражение дикого веселья. В его красных глазках не было злобы. Он не имел права обижаться. Он растянул губы в жалкой, растерянной, нескладной улыбке. И словно этот знак слабости дал им все права, они не таясь заорали ему вслед:
— Хосе! Хосе! Иди спать!
Их тонкие бесстыжие голоса разносились по дворику, а он покорно улыбался и делал им знаки молчать: никто не уважал его ни в доме, ни в городе, ни во всем мире.
Глава III
Река
Капитан Феллоуз громко напевал сам себе, в то время как мотор трещал на носу лодки. Его крупное загорелое лицо походило на карту горного района: разные оттенки коричневого цвета с двумя голубыми озерами — глазами. Он сочинял песенку и, пока плыл, распевал ее своим глухим голосом:
«Еду домой, еду домой, вкусный обед у меня там есть. А в проклятом городе я не желаю есть». Из главного русла он перешел в протоку. Несколько аллигаторов лежало на песке. «Не люблю твою мордашку, рыбешка. Не люблю твою мордашку, рыбешка». Он был счастливым человеком.
С обоих берегов спускались банановые плантации: голос его гудел в знойном воздухе; кроме этого голоса и шума мотора вокруг — ни звука. Он был совершенно один. Его затопляла мальчишеская веселость: он вдали ото всех делает мужскую работу и ни за кого не отвечает. Только еще в одной стране он чувствовал себя еще счастливее: во Франции военных лет с ее опустошенной землей, изрытой траншеями. Протока, извиваясь, несла лодку все дальше в глубь заболоченных зарослей штата, а в небе неподвижно парил гриф; капитан Феллоуз открыл жестяную коробку и съел бутерброд — нигде так не приятна еда, как на свежем воздухе. Внезапно на него заверещала обезьяна, когда он проплывал мимо нее, и капитан ощутил блаженное единение с природой, — смутное, отдаленное родство со всем миром, бывшее у него в крови; он повсюду был дома. «Вот ловкий чертенок! — подумал он. — Ловкий чертенок!»
Он снова начал петь. Чьи-то слова звучали в его восприимчивой, но ненадежной памяти: «Дай мне жизнь, которую я люблю, хлеб, смоченный в реке под широким звездным небом, охотник вернулся с моря»[11]. Плантации кончались. И вдали на холмах появились неясные темные очертания на фоне неба. Среди болот возникло несколько бунгало. Он дома. Его счастье слегка омрачилось легким облачком.
«В конце концов, — подумал он, — человеку хочется, чтобы его встречали».
Он зашагал к своему бунгало. Оно отличалось от других, стоявших вдоль берега, черепичной крышей, мачтой без флага и табличкой на дверях с надписью: «Центрально-Американская банановая компания». На веранде висели два гамака, но поблизости никого не было. Капитан Феллоуз знал, где найти жену, но ждал встречи не с ней. Он с шумом открыл дверь и закричал:
— Папа приехал!
Испуганное худое лицо глянуло на него сквозь москитный полог; его башмаки застучали по полу; миссис Феллоуз отодвинулась под прикрытие белого муслинового полога.
— Ты рада меня видеть, Трикси? — сказал он, а она поспешно изобразила на лице вымученную улыбку.
Это напоминало загадку с классной доской. Нарисуйте одной линией, не отрывая мелка, собаку, а ответ получается — это колбаса.
— Хорошо оказаться дома! — убежденно сказал капитан Феллоуз. Единственное, в чем он был твердо уверен, — это в правильности своих чувств: любви, радости, печали, ненависти. Он всегда хорошо держался в трудных обстоятельствах.
— На службе все в порядке?
— В порядке! — ответил Феллоуз.
— Вчера у меня была небольшая температура.
— Эх, присмотр за тобой нужен! Теперь все будет хорошо, раз я дома, — сказал он, рассеянно и весело отмахиваясь от разговора о лихорадке, хлопая в ладоши, громко смеясь, в то время как она дрожала под пологом.
— Где Корэл?
— Она с полицейским, — ответила миссис Феллоуз.
— А я надеялся, что она меня встретит, — проговорил он, бесцельно прохаживаясь по спальне, заваленной башмачными колодками; потом до его сознания дошли ее слова. — С полицейским? С каким полицейским?
— Он пришел вчера ночью, и Корэл оставила его ночевать на веранде. Она говорит, что он кого-то ищет.
— Странное дело! Здесь?
— Это не простой полицейский, офицер. Корэл говорит, что он оставил своих людей в деревне.
— Тебе надо было бы встать, — сказал он. — Знаю этих парней, им нельзя доверять. — И добавил неуверенно: — Она еще совсем ребенок.
— Я же тебе говорю: у меня был жар, — простонала миссис Феллоуз. — Я чувствую себя совершенно больной.
11
В «ненадежной памяти» персонажа объединились два стихотворения Р. Л. Стивенсона — «Бродяга» и «Реквием»