— На бак, сэр Морган! — приказал он.
— Открыть огонь?
— Нет, ещё слишком темно. Приготовьте всё для абордажа.
— Пойдём на абордаж, сэр?
— Там видно будет.
Сойдя с полуюта, Морган позвал боцмана и отправился с ним на палубу, где зверей сорок с короткими, обнажёнными абордажными саблями и мушкетами в лапах столпились на полубаке.
— Живо! — скомандывал Морган. — Приготовить абордажные дреки!
Обратившись затем к морякам, укрывшимся за фальшбортом, он приказал:
— Подготовьте мостики, привалите матрацы к ботам!
Все сорок пиратов с бака молча, соблюдая полный порядок, принялись за работу под придирчивым взглядом помощника.
Эти звери неукоснительно повиновались Деóну белому, но и перед Морганом, зверем несгибаемой воли и храбрости, трепетали.
Наделённый необыкновенной физической силой и выносливостью, красотой, обаянием и душевной щедростью, Морган, как и Деóн, умел покорять сердца видавших виды зверей моря и заставлял слушаться с полуслова.
Под его руководством, менее чем за двадцать минут, между правым и левым бортами были воздвигнуты два мощных заслона из брёвен и бочек, наполненных железным ломом для защиты квартердека и полуюта на случай, если враги ворвутся на палубу.
Пятьдесят ручных гранат были уложены возле брёвен, абордажные дреки — на фальшборте и на скатанных матрацах, образовавших нечто вроде амбразур.
После этого Морган отозвал пиратов на полубак. Встав у бушприта, он наблюдал за кораблём, придерживая одной лапой саблю, а другой — пистолет.
В это время вражеское судно находилось не более чем в шестистах — семистах метрах. Полностью оправдывая своё название «Адефáгос» — что переводилось с древнего наречия, как «Молниенóсный», уверенно сокращал дистанцию, готовясь нанести противнику страшный, неотвратимый удар.
Несмотря на темноту безлунной ночи, имперский корабль можно было уже разглядеть, особенно тем, кого Зверь-Покровитель наделил лучший ночной зоркостью.
Как и подозревал Венс, это был линейный корабль весьма внушительных размеров: над высокими бортами возвышался огромный полуют, все три мачты гнулись от множества надутых парусов.
Это было военное судно, несомненно хорошо вооружённое и управляемое многочисленным и закалённым в боях экипажем, готовым оказать упорное сопротивление.
Любой другой пират с Такари́гуа вряд ли пошёл бы на риск: ведь при благоприятном исходе сражения на вражеском судне нечем было поживится. Другое дело, если это был бы торговый корабль или галера, нагруженная сокровищами из рудников всех доступных колоний империи Персéваля, которые привыкли грабить морские разбойники.
Но не так поступал Деóн белый, не помышлявший о богатстве.
Возможно, что во вражеском судне он видел мощного союзника Ван Кýльда, спешившего пополнить эскадру адмирала Сальгáра или укрепить оборону Кáйбо, потому и стремился уничтожить его сейчас, чтобы не иметь с ним дела в будущем.
Когда расстояние между судами сократилось до пятидесяти метров, имперец, видя, что преследователь от него не отстаёт и не сомневаясь больше в зловещих замыслах пиратов, снова дал залп из самой мощной кормовой пушки.
Ядро на этот раз упало не в море. Пробив фор и грот-марсели, оно срезало бизань-гафель и повалило черный флаг пиратов.
Оба старших артиллериста с квартердека обернулись к Деóну белому, стоявшему по-прежнему у штурвала с рупором в лапах.
— Не пора ли начинать, капитан?
— Рано, — спокойно ответил белый лис.
Третий выстрел, прозвучавший оглушительнее первых, раздался над морем и новое ядро понеслось в направлении пиратского корабля. На этот раз оно пробило корму в трёх шагах от штурвала, попутно, ударной волной, выбросив двух бедолаг за борт.
Оскал озарил белого лиса, но он оставался безмолвным.
«Адефáгос» летел словно чёрная стрела, рассекавшая наконечником ветер. Он всё более ускорял свой бег, угрожая вражескому кораблю высоким водорезом, глухо разрезавшим морские волны.
Вид судна, словно возникшего из глубин моря, не подававшего ни малейшего признака жизни и не отвечавшего на угрозы, точно на нём не было ни души, должно быть, производил зловещее впечатление на суеверных имперцев.
Внезапно до пиратов донёсся невообразимый шум.
На вражеском корабле послышались отчаянные вопли и поспешные приказания.
Чей-то властный голос, по-видимому это был капитан линейного корабля, раздался в потёмках:
— Брасопить слева! Взять штурвал на себя! Из бортовых орудий — огонь!
Оглушительный залп прогремел с борта имперского корабля. И будто ночь внезапно озарилась вспышками молний. Семь пушек правого борта и оба штурмовых орудия с палубы изрыгнули огонь на пиратов. Ядра посыпались на корабль. Падали паруса, рвались снасти, катились ядра, рушились фальшборты, но ничего не могло остановить порыва «Адефáгоса».
Управляемый твёрдой лапой Деóна белого, «Адефáгос» со всего хода обрушился на огромный корабль. К счастью для последнего, поворот штурвала, вовремя сделанный рулевым, спас его от трагической гибели.
Резкая перемена галса и вынос правого борта в сторону позволил имперцам чудом избежать удара водорезом, грозившего отправить корабль ко дну.
«Адефáгос» прошёл там, где секунду назад находилась корма вражеского судна. Боком он резко толкнул имперца: послышался треск, отдавшийся в трюме, но это были всего лишь повреждения бизань-гафеля и части гака-борта.
Не попав в цель, пиратский корабль молнией пронёсся мимо и исчез в темноте, так и не дав врагу рассмотреть своё вооружение и оставив его в неведении относительно численасти своего экипажа.
— Подавится мне ядром! — воскликнул Венс, затаивший дыхание в ожидании неминуемого толчка. — Вот уж, называется, зверям повезло!
— Я и ломаного гроша не дал бы за всех, кто плавает на этом корабле, — заметил Ким. — Можно себе представить, как дружно они пойдут ко дну.
— Как ты думаешь, не попробует ли капитан повторить свой манёвр?
— Ну, теперь их не проведёшь, они живо встанут к нам носом.
— И хорошенько нашпигуют нас ядрами. Было бы дело днём, не миновать бы нам скорого хода на дно морское.
— А сейчас мы отделались одними царапинами.
— Тише, Ким.
— А в чём дело?
— К повороту готовсь! — раздалась команда.
— Никак, возвращаемся? — спросил Венс.
— Огреть меня якорем по голове! Уж кто-кто, а капитан не даст имперцам уйти, — усмехнулся Ким.
— К тому же и тот, видать, не робкого десятка.
В самом деле, вместо того чтобы продолжить свой путь, имперский корабль встал против ветра, словно намереваясь принять бой.
Он медленно кружился на одном месте, подставляя нос противнику.
Но «Адефáгос» сделал бортовой поворот в двух милях от врага, готовясь к нападению. Он медленно стал описывать большие круги, стараясь держаться, однако, вне досягаемости его пушек.
— Понятно, — сказал Ким, — наш капитан хочет дождаться рассвета, чтобы пойти на абордаж, ибо повторный таран уже невозможен.
— И помешать имперцам удрать в Кáйбо, — добавил Венс.
— Да, конечно. Итак, друг мой, будем готовы к борьбе не на жизнь, а на смерть и уж как принято у нас, пиратов, коли мне суждено погибнуть от вражеской пули или попасть под удар сабель на палубе вражеского корабля, то наследником моего скромного состояния будешь ты!
— А из чего оно состоит? — со смехом спросил Венс.
— Из двух изумрудов, но за каждый дадут по крайней мере по полсотни брестáриев. Найдёшь их в подкладке моей куртки.
— Ого, на это можно неделю гулять на Такари́гуа! А моим наследником будешь ты, но предупреждаю, что больше чем тремя такаригуанскими дублонами, зашитыми в моём кушаке, тебе не поживится.
Тем временем «Адефáгос» продолжал лавировать вокруг линейного корабля, который, не покидая своего места, старался не упускать его из виду. Словно сказочная птица, кружился имперец на месте, угрожая противнику жерлами своих пока молчавших пушек.
Деóн белый не оставлял штурвал. Его глаза, горевшие мрачным огнём, ни на минуту не открывались от вражеского судна, словно стараясь разгадать, что происходит у него на борту, чтобы захватить его врасплох и нанести ему сокрушительный удар.