— Мы разбиты, — глухо сказал он. — Мы в вашей воле.
— Возьмите свой топор, боцман, — сурово ответил белый лис. — Доблестные звери, с таким упорством защищающие стяг далёкой родины, заслуживают уважения.
Затем он перешёл к остальным, не обращая внимания на удивление боцмана, столь естественное, — ведь флибустьеры редко щадили побеждённых и никогда без выкупа не отпускали на волю.
Из защитников имперского корабля остались всего восемнадцать зверей, почти все они были ранены. Побросав оружие, они с мрачным видом ожидали своей участи.
— Морган, — сказал белый лис, — прикажите спустить на воду шлюпку с провиантом на неделю.
— Как, мы отпустим их на свободу? — спросил разочарованный горностай.
— Да, сэр Морган. Смелость, даже побеждённая, заслуживает награды.
Услышав эти слова, боцман выступил вперёд и сказал:
— Спасибо, капитан. Мы никогда не забудем благородства того, кого зовут Деóном белым.
— А теперь отвечайте мне: откуда вы начали плаванье?
— Из Крусвéра.
— Куда направлялись?
— В Кáйбо.
— Вас ждёт губернатор? — спросил белый лис, нахмурившись.
— Откуда мне знать. Только капитан мог бы ответить на ваш вопрос.
— Вы правы. К какой эскадре приписан ваш корабль?
— К эскадре адмирала Сальгáра.
— Что у вас в трюме?
— Порох и ядра.
— Можете идти, вы свободны.
Но, вместо того чтобы подчинится, боцман посмотрел на него с растерянностью, не ускользнувший от глаз белого лиса.
— Вы хотите что-то сказать? — спросил Деóн белый.
— На борту есть ещё звери, капитан.
— Это пленники?
— Нет, женщины со слугами.
— Где они?
— В кают-компании.
— Что за женщины?
— Капитан не говорил, но, сдаётся мне, что среди них есть одна знатная дама.
— Кто такая?
— Герцогиня, я думаю.
— На военном корабле! — в изумлении воскликнул белый лис. — Где она села на корабль?
— В Крусвéре.
— Хорошо. Она отправится с нами на Такари́гуа и если захочет получить свободу, то заплатит столько, сколько захотят мои моряки. Отправляйтесь, храбрые защитники своего стяга. Желаю вам счастливо добраться до берега.
— Ещё раз благодарю вас, капитан!
Пираты спустили шлюпку на воду, положили в него провиант на семь дней, несколько мушкетов и немного боеприпасов к ним.
Боцман и восемнадцать матросов сели в шлюпку, поглядывая на имперский стяг, медленно спускавшийся с грот-мачты вместе с флажком, развевавшимся на вершине бизань-мачты. В это время ввысь взвились чёрные флаги пиратов, приветствуемые залпами палубных пушек.
Поднявшись на полубак, Деóн белый следил, как быстро удалялась шлюпка, направлявшийся к югу, туда, где начиналась широкая бухта Кáйбо.
Как только шлюпку стало ели видно, он медленно сошёл на палубу, пробормотав:
— И такие благородные звери служат предателю!
Взглянув на моряков, оказывавших первую помощь раненым и заворачивавших убитых в брезент, прежде чем опустить их в море, он знаком велел Моргану приблизится.
— Передайте моему экипажу, — сказал он, — что я отказываюсь от причитающийся мне доли за продажу корабля.
— Капитан! — воскликнул поражённый горностай. — Этот корабль, вы знайте, стоит нескольких тысяч.
— Какое мне дело до денег? — презрительно ответил белый лис. — Я веду войну из мести, а не ради наживы. К тому же свою долю я получил.
— Это неправда, капитан.
— Как же, а восемнадцать пленников. Отвези мы их на Такари́гуа, им бы пришлось просить заплатить за себя выкуп.
— Пустяки! Вряд ли за всех вместе дали бы тысячу блистáриев.
— Мне и этого довольно. Спросите потом у ребят, сколько они хотят получить за даму, которая находится на этом корабле. В Крусвéре или Кáйбо наверняка раскошелятся, если захотят видеть её на свободе.
— Наши звери падки до денег, но они любят своего капитана и с удовольствием отдадут ему пленных из кают-компании.
— Посмотрим, — сказал белый лис, пожимая плечами.
Он собирался было пойти на корму, как вдруг дверь кают-компании распахнулась, и появилась юная красавица лайка серо-белого, как у самого Деóна, цвета шерстки, в сопровождении двух дам и двух роскошно одетых пажей.
Она была высока и стройна. У неё были длинные волосы светло-русого цвета, отливавшие скорее серебром, чем золотом. Они были заплетены в толстую косу, завязанную голубой лентой с жемчугом. Её красивые глаза, цвет которых нелегко было определить, временами поблёскивал воронёной сталью.
Девушка была одета согласно моде того времени, и её платье из голубого шёлка с кружевным воротником хотя и было очень элегантным, в то же время отличалось строгостью стиля. На нём не было ни золотых, ни серебряных украшений, хотя у ворота висело несколько нитей крупного жемчуга, наверняка стоившего не одну тысячу блистáриев, а в ушах сверкали серьги с двумя крупными изумрудами, столь редкими и высоко ценимыми в те времена. Её сопровождали две камеристки — львицы чуть тёмного цвета шерсти с бледно-голубыми глазами. Оба пажа были котами серого и чёрно-белого окраса.
Увидев залитую кровью палубу, убитых и раненых, сломанное оружие и пушечные ядра, девушка отшатнулась, отступив назад, словно собираясь вернутся в кают-компанию, но, бросив взгляд на Деóна белого, остановившегося в двух шагах от неё, она нахмурилась и сурово спросила:
— Что произошло здесь, синьор?!
— Не трудно догадаться, синьорина, — ответил белый лис с поклоном. — Ужасное сражение, в котором имперцам не повезло.
— А вы кто такой?!
Бросив в сторону шпагу, которую он не успел вложить в ножны, белый лис галантно приподнял широкополую шляпу с пером и любезно представился:
— Заморский дворянин, синьорина.
— Это мало о чём говорит, — сказала девушка, несколько смягчённая любезностью пиратского капитана.
— Тогда добавлю, что меня зовут Деóн Вéнтимилья, но здесь ношу совсем другое имя.
— Какое же, кабальеро?
— Меня зовут Деóн белый.
Лицо незнакомки исказилось ужасом.
— Деóн белый… — прошептала она, глядя на него в растерянности. — Ужасный флибустьер с Такари́гуа, заклятый враг имперцев…
— Ошибайтесь, синьорина. С имперцами я воюю, но у меня нет причин ненавидеть их, и вы сейчас можете увидеть доказательство этому — я отпустил на волю оставшихся в живых защитников вашего судна. Взгляните туда, где море сливается с небом. Видите точку, которая кажется затерянной в бесконечном пространстве? Это шлюпка, на которой плывут к берегу восемнадцать имперских моряков, хотя по военным законам я мог бы их убить или лишить свободы.
— Значит, мне лгали, когда говорили, что нет ничего ужаснее вас на Такари́гуа?
— Да, лгали, — ответил Деóн белый.
— А как вы поступите со мной, кабальеро?
— Разрешите, прежде чем я отвечу, задать вам один вопрос.
— Спрашивайте, синьор.
— Кто вы такая? Герцогиня?
— Да, кабальеро, — ответила лайка, опустив голову, словно не хотела, чтобы белый лис знал о её высоком положении в обществе.
— Не можете ли вы назвать своё имя?
— Это необходимо?
— Мне надо знать, кто вы такая, если вы хотите обрести вновь свободу.
— Свободу! Ах да! Ведь я совсем забыла, что теперь я ваша пленница.
— Не моя, синьорина, а всех пиратов. Будь на то моя воля, вы немедленно получили бы лучшую шлюпку и самых надёжных матросов, которые отвезли бы вас в ближайший порт, но я не властен над законами морского братства.
— Спасибо, — сказала лайка, улыбаясь. — Иначе было бы не понятно, как рыцарь из рода герцогов опустился до такого занятия, как морской разбой.
— Вы хотите обидеть пиратов, синьорина? — сказал белый лис, нахмурив брови. — Морские разбойники! Ха! А сколько среди них тех, кого принудили стать мстителями?! Как знать, быть может, в один прекрасный день вам станет известно, по какой причине дворянин из рода герцогов оказался в водах залива Илли́аны… Ваше имя, синьорина?
— Анари́ата Виллéрман, герцогиня Вельтендрéмская.
— Хорошо, синьорина. Отправляйтесь пока в кают-компанию, ибо нам предстоит невесёлая церемония погребения отважных героев, павших в борьбе, но сегодня вечером я жду вас к ужину на борту моего корабля.