Я вытянул Швабра-трость до предельных двух метров и ткнул ею в ближайший фонарь. Щелкнуло, треснуло, стеклянный колпак лопнул, и все вокруг осыпало густым водопадом искр. На полу появились черные «оспинки» и «щербинки» там, где падали эти крошечные электрические шаровые молнии, судя по причиненному ими ущербу.
— С-сука! — испуганно отпрыгнул я назад, спасая свой инструмент.
К счастью, изобретение Профессора совсем не пострадало.
— Значит, жмемся к стене, — сделал вывод Корвин.
Словно у нас был выбор, ага. Через сотню шагов перрон начал сужаться, и расстояние до опасных фонарных столбов уменьшалось с каждым шагом. Когда до ближайшего оказалось чуть больше двух метров, мы остановились, не решаясь продолжить путь.
— Все? Притопали? Разворачиваемся назад? — предположил я.
— Сейчас посмотрим.
Корвин снял с пояса цепь, раскрутил ее и бросил грузик, целясь в стеклянный колпак фонаря. Промазал, конечно. Лишь с третьей попытки тот лопнул с уже знакомым нам эффектом.
— Проверка, — едва слышно пробормотал мой спутник.
И повторил свой трюк. И снова. И снова.
— Ха! Одноразовые! Значит, прорвемся, — довольно заявил он.
Я вышел вперед. Моя задача была проще простого: тыкать своим Швабра-посохом во все фонари, разряжая их. И даже когда от перрона осталась узкая полоса шириной едва ли метр, это нас не особо смутило: впереди уже показалась лента экскалатора, ведущего наверх.
— Выход там? — спросил я своего спутника.
Но тот лишь загадочно улыбнулся.
— А если по рельсам?
— Даже не думай! — почти выкрикнул он.
— А что будет?
— Поезд придет.
— А что поезд?
— Что-что… задавит тебя, и все. Крыльев у меня больше нет, выбраться оттуда будет тяжело, так что лучше не рисковать. К тому же, рельсы эти… липкие они в общем.
— Это как?
— Да я откуда знаю? — сорвался на крик Корвин, — Или магнитные, или крючки на них. В общем, оторваться тяжело, стоит только наступить и… Без обуви точно останешься, — он махнул рукой.
— Понял. На рельсы не спускаться. И нечего на меня орать. Это ты у нас ходок опытный, а я тут первый раз, мне все в новинку.
Я задумался и задал вертевшийся на языке вопрос:
— А кто там?
— Где?
— Ну, в поезде этом? Пассажиры, например, или машинист.
— Нет никого. Автоматический, наверное…
— Ясно.
Остаток пути мы шли молча. Я тыкал посохом в фонари, а Корвин злобно сверкал по сторонам глазами, высматривая потенциальные опасности. Про знаки он больше не заикался. Что-то это оказалось как-то совсем просто — я ожидал более сложного испытания.
Мой зверский аппетит снова дал о себе знать, так что пришлось достать из рюкзачка яблоко.
— С-сука, червивое! Корвин, нам и так месяц без свежей зелени и фруктов сидеть, не мог, что ли, нормальное выбрать? — выругался я и швырнул коварный фрукт на рельсы.
— Не смей! — вытянул тот руку.
Но не успел.
В тоннеле жутко заревело, засвистело, застонало, и оттуда вылетел поезд.
Вот буквально только что не было ничего видно и слышно, а вот он уже летит по рельсам, раскачиваясь и громыхая. Впрочем, проехал этот «призрачный поезд» мимо нас за несколько секунд и снова пропал: ни удаляющегося звука, ни света фар в тоннеле, куда он въехал, не было.
Мда.
Я бы при всем желании не успел подняться наверх, если бы спрыгнул на рельсы: слишком уж быстро поезд появился.
— Видал?
Корвин пожал плечами:
— Поезд. Все, как я и говорил. Десять вагонов, скорость под сто восемьдесят, на табличке абракадабра, внутри никого.
— Ну да. Просто поезд, ага.
По эскалатору поднимались молча.
Я решил пока не говорить приятелю, что видел в кабине человека.
Перепуганного мальчонку лет восьми в фуражке машиниста.
Скажу, когда выберемся из этого жуткого места…
Глава 11. Опасности Лабиринта
Следующие несколько дней Корвин гонял меня по разным Лабиринтам. Не было больше никаких пещер и тоннелей, естественных и рукотворных. А это значит, что нас поджидали улицы, коридоры, и комнаты полные ловушек, непонятных вещей и странных существ.
Действовали мы всегда по одной схеме.
Шаг первый: я режу себя и щедро поливаю кровью все вокруг, «задабривая» Лабиринт.
Как сказал Корвин, добровольно отдаю часть своих жизненных сил, пока он не начал вытягивать их сам. Это давало мне лишние минут пять-десять более-менее нормального состояния: без головной боли, резко упавшего настроения и истощения сил, мерещащихся повсюду голосов и тому подобного.