– Я обманываю детей.
– Ты не права. Ты просто уделяешь часть своего личного времени мне, а им об этом не говоришь.
– Поразительно, как ты ловко все представил.
– Я уже говорил тебе: как только ты захочешь сказать им прямо, что встречаешься со мной, сразу же дай мне знать. Я приеду, и мы вместе откроем им правду.
– Нет, не сейчас, – поспешно сказала она. – Еще не время. Я хочу, чтобы еще хоть немного ты был только моим.
Повисло молчание, пока они мысленно представляли свою близость, радуясь своему счастью и удаче, испытывая сладкое томление в разлуке, как все новоиспеченные влюбленные.
– Мне бы хотелось быть сейчас рядом с тобой, – сказал он.
– И мне тоже.
– Ты в постели? – спросил он.
– Да. – Она звонила ему каждый вечер в одиннадцать, уже погасив свет в своей спальне. – А ты?
– Да, один, в темноте. Как ты одета?
– На мне самая что ни на есть уродливая, вылинявшая фланелевая рубашка. Ей уже, наверное, лет десять.
– Ты лежишь на спине?
– Нет, на боку, свернувшись калачиком.
– А ночная рубашка зажата между ног?
Этот вопрос поверг ее в трепет.
– Это и есть один из так называемых разговорчиков «с вывертами», о которых я слышала?
– Наверное, да, но я такими раньше не увлекался, так что не подумай, будто это у меня привычка. Только с тобой я такой смелый и откровенный. Так ночная рубашка зажата у тебя между ног?
– Да, – прошептала она, потом закрыла глаза и тяжело задышала, словно уже ощущала на себе его руки, видела его лицо, крепкие пальцы, тело, но пока их соединяло лишь многозначительное молчание, повисшее в телефонных проводах.
– Ли? – прошептал он наконец после долгой паузы.
– Да?
– Как проводишь Джои, не теряя ни минуты беги ко мне.
Она исполнила его просьбу. В семь ноль-семь она уже переступила порог его квартиры, а в семь ноль-девять на них обоих уже не было ни клочка одежды. Они не стали тратить время на то, чтобы добраться до спальни, а устроились прямо на полу в гостиной, где негромко звучало радио и возле дивана были зажжены две настольные лампы. В этот раз она ни на мгновение не устыдилась своей наготы при свете, каталась вместе с ним по полу, уступая его желаниям, охотно расставляла ноги, позволяя ему целовать самые интимные места, которые специально для этого заранее надушила.
Они впились друг в друга с жадностью диких животных: это было восхитительное естественное влечение двух живых существ после вынужденного одиночества. Они упражнялись в экзотических сексуальных позах, всецело отдавшись своей страсти.
Они стояли на коленях, лицом к лицу, когда вдруг она резко откинулась назад, запрокинув руки, выгнувшись в «мостике», и он подставил ей под спину свою руку.
Она с трудом могла говорить.
– Я чувствую тебя… прямо возле… сердца… Боже… Боже… Боже…
– Я никогда не думал, что ты такая.
– А я никогда и не была такой… раньше…
Он потянул ее за руку, и она поднялась так же свободно, как и до этого упала, и тут же впилась в него поцелуем, прижалась к нему всем телом, взъерошила ему волосы.
– Ли… Ли… мне до сих пор не верится, что я с тобой… и занимаюсь этим.
Ей было сорок пять, и она была свободна и раскованна, наверстывая упущенное за столь долгие годы.
Когда она кончала, он приглушил ее крик диванной подушкой, опасаясь, что услышат жильцы этажом ниже. Когда же он задергался в оргазме, она со счастливой улыбкой наблюдала за ним. В эти минуты он был прекрасен – даже и так, с отпавшей челюстью, запыхавшийся. Она коснулась его влажной брови, пробежала рукой по лицу, опустила палец в его полуоткрытый рот.
Они долго лежали на полу, ощущая под собой шершавую ткань ковра, удерживая друг друга рядом сплетением ног и взглядами. Над их головами бесшумно колыхалась ветка фикуса, попавшая в поток горячего воздуха из кондиционера. Басы, выплывавшие из радиоприемника, отражаясь от пола, эхом отдавались в их ребрах. За окном валил снег и бушевал ветер, но, нежась в шафрановом свете ламп, они чувствовали, как разливается в них благодатное тепло.
– Я даже не мог представить, что ты такая, – в изнеможении произнес он.
– Не знаю, что на меня вдруг нашло.
– Наверное, ты слишком долго ждала этого.
– Нет, тут что-то другое. Все это так не похоже на меня.
Он коснулся ее нижней губы, чуть сдавил ее и отпустил, возвращая к естественным очертаниям.
– Когда я впервые задумался о тебе в сексуальном плане, мне казалось, что ты должна быть предельно сдержанна и даже строга.
– Так оно и было раньше. Ты изменил меня.
– И как мне это удалось?
– Не знаю. Ты просто… – Она перекатилась на спину, груди ее опали, и его свободная рука тут же потянулась к ним. – Вдруг появился ты – тридцатилетний, сильный, превративший меня в сексуально озабоченную особу, – меня, такую… ну, как бы это сказать, практичную и деловитую, что ли… И я теряю контроль над собой, на работе только и думаю о том, как бы удрать поскорее из магазина, чтобы встретиться с тобой и заняться любовью. День, проведенный без тебя, кажется мне месяцем.
– Со мной то же самое. Но дело здесь не только в сексе. Ты меня интересуешь не только как партнерша в постели.
– А как же еще? – спросила она, лениво растянувшись на спине, в то время как он кончиком пальца выписывал контуры ее ребер, скользил вокруг соска, потом спускался к пупку, забираясь в его круглую впадинку, выныривая, чтобы опять устремиться вверх, к грудям.
– Помнишь в первый день Нового года, когда ты пришла ко мне в полдень и мы не смогли заняться любовью, я был счастлив уже тем, что ты сидишь на моем колене, в лучах солнца. Или, например, когда на работе особенно достается и я могу прийти к тебе за советом и утешением, как это было вчера, когда я отвез Джуда в тот приют… Все это тоже очень важно для меня. И эта сторона наших отношений так же хороша, как и то, чем мы занимаемся сейчас.