Крис подумал о газоне во дворе Ли Рестон. Когда его последний раз подстригали? Сейчас всем явно не до этого – дом полон народу, все снуют туда-сюда, все в отчаянии. Видимо, стрижка газона – обязанность Джои, но мальчишке тоже сейчас приходится туго.
Крис встал с постели и направился под душ.
Без десяти восемь Ли Рестон, подойдя к двери, услышала странный шум, доносившийся из гаража. Затягивая на ходу пояс короткого кимоно, она вышла во двор и, ступая босиком по холодному асфальту, завернула за угол дома. Возле распахнутой двери гаража Кристофер Лаллек накачивал газом газонокосилку. Он был в шортах, голубой майке без рукавов и ядовито-розовой кепке. Того же цвета был и шнурок, на котором болтались солнцезащитные очки.
– Кристофер? Что ты здесь делаешь? – удивилась она.
– Подстригаю газон.
– О, Кристофер, зачем тебе это нужно?
– Я знаю, как вы гордитесь своей лужайкой, миссис Рестон, а в ближайшие дни у вас будет много гостей…
– Джои может подстричь ее.
– Джои и без того есть чем заняться.
– Ну… хорошо. Ты хоть позавтракал?
Он улыбнулся.
– Я съел кусок шоколадного торта.
– Зайди хотя бы в дом, выпей кофе.
Она направилась к дому, а Крис, идя за ней, разглядывал ее голые ноги. Для женщины ее возраста у нее были удивительно пропорциональные икры и очень маленькие ступни.
– Дети еще спят. – Она открыла дверь, и Крис прошел на кухню.
– Как вы? – спросил он. – Вам удалось поспать?
– Немного. А тебе?
– Да, я поспал. Проснулся, правда, рано. По радио объявили, что днем будет страшная жара. Вот я и решил приехать подстричь газон, пока еще прохладно.
Она налила кофе в массивные голубые кружки, и они сели за стол.
– Вам предстоит пережить еще завтрашний день, потом станет легче, – сказал он.
– Да, мне уже хочется вернуться на работу.
– Вы, должно быть, очень устаете от того, что в доме постоянно люди.
– Иногда, да.
– Знаете, я ведь не собирался заходить, я всего лишь хотел… – Он попытался встать из-за стола, но она усадила его обратно.
– Нет. Если я и устаю, то только не от тебя. Мне с тобой хорошо. Даже горе отступает. Так чудесно – мы с тобой сидим здесь сейчас тихонечко, вдвоем…
В эти утренние часы на кухне было еще сумрачно и прохладно. Она не стала включать свет. Кругом был страшный беспорядок – столы заставлены сковородами, тарелками с едой, лежали батоны хлеба, тут же была свалена почта. Рядом с мойкой стояла наполненная водой гусятница, в которой отмокали остатки чьего-то подношения. Альбомы с фотографиями были сложены горкой на столе, тут же выстроились кофейные чашки. Дверь в сад была приоткрыта, и в кухню проникала свежая утренняя прохлада. На лужайке завтракала парочка дроздов.
– Я чувствую то же самое, – сказал он. – Когда я здесь, у вас, я словно ближе к Грегу. Но я вовсе не собираюсь надоедать вам.
– Послушай: если ты мне надоешь, я непременно скажу тебе об этом.
Он глотнул кофе и улыбнулся ей одними глазами.
– Вчера в управлении все спрашивали о вас.
– Это понятно. Знаешь, я не хочу казаться неблагодарной – люди искренни в своем желании помочь мне, поддержать, – но вчера в какой-то момент, когда в очередной раз зазвонил телефон и я опять услышала: «Как ты?» – я готова была завопить, выбежать из дома, скрыться ото всех. Мне хотелось бросить трубку и заорать: «Оставьте меня в покое! Как думаете – каково мне?»
– Привыкайте. Насколько я понимаю, звонить еще будут очень и очень долго. И всякий разговор будет начинаться с этого.
– Конечно, я не права. Что бы я делала без этих замечательных людей, что приходят ко мне в эти дни, утешают, кормят?
– Да ладно, не казните себя. Даже когда тебе хорошо, и то трудно ответить на вопрос: «Как ты?»
Крис сделал еще глоток кофе и прислушался к пению птиц.
– Ну, так как же вы? – с улыбкой спросил он.
И они дружно рассмеялись. Им обоим стало легче, они почувствовали какое-то новое, особое доверие друг к другу.
– Господи, до чего же хорошо смеяться. – Она тряхнула волосами. – Давно я не смеялась…
– Я тоже. У меня в эти дни то провалы в памяти, то голова не работает. А у вас?
– О чем ты говоришь! Сижу, тупо уставившись в никуда.
Он задумчиво поскреб ногтем по чашке.
– Вчера я преодолел очень важный барьер. И горжусь этим.
– Ты о чем?
– Я вслух беседовал с Грегом.
– Правда? – Она подперла подбородок рукой. – И что ты ему сказал?
– Сказал: «Эй, Грег, я наконец-то получил свой новый «эксплорер»! А потом еще: «Черт бы тебя побрал, что ты бросил меня в такой момент!»
Она тихонько засмеялась, но в глазах ее заблестели слезы.
– Мы с ним собирались отправиться путешествовать этой осенью – или в Денвер, или в Новую Шотландию.
– Я не знала. Послушай… – Она поездила чашкой по столу и вопросительно взглянула на него: – …Почему мне так хорошо с тобой? Будто я говорю с Грегом. Узнаю подробности его жизни… Его всегда манила Новая Шотландия.
– Да, я знаю, – ответил Крис, изучая содержимое своей чашки. – Вчера, когда я, разозлившись, упрекал его, я еше поинтересовался, есть ли там, на небесах, хот-доги… – Крис хмыкнул. Но, посерьезнев, посмотрел ей в глаза. – Знаете, после этого разговора мне полегчало. Попробуйте тоже.
Она взяла чашку обеими руками и, опершись локтями о стол, устремила взгляд во двор. Крис молча наблюдал за ней. Ее цветастое кимоно чуть распахнулось на груди. В ложбинке на тонкой золотой цепочке покоилась крошечная жемчужинка в золотом лепестке с двумя маленькими бриллиантиками. Шея у Ли была длинная и тонкая. Грудь вся усыпана еле заметными веснушками.
Он отвел взгляд, допил кофе и встал из-за стола.
– Мне, пожалуй, пора.
– Извини, – сказала она, тоже поднимаясь. – Я навеяла тоску. Поверь, я не хотела.
– Не надо извиняться, миссис Рестон. Во всяком случае, передо мной.