Джуд молча проследил, как ворвался на стоянку «эксплорер», и лениво затушил сигарету о стену, всем своим вид ом показывая, что ему совершенно наплевать, если кто-то и обзавелся новым красным грузовичком с такими клевыми щетками, козырьком и хромированными колесами. Джуд так и не сдвинулся с места, лишь вращал глазами, оглядывая автомобиль и водителя. Затормозив возле него, Крис выглянул в окно.
– Эй, ты! – позвал он.
– Что это ты вздумал говорить, как черномазый?
– Что это ты вздумал говорить, как черномазый?
– Я и есть черномазый.
– Может, и так, но не стоит прикидываться придурком, если хочешь чего-нибудь добиться в этом мире. Давай садись.
Джуд нехотя оторвался от стены и тяжелой походкой, шаркая подошвами по асфальту, двинулся к машине.
Взобравшись, он хлопнул дверцей и растянулся на переднем сиденье.
– Пристегнись. Ты ведь знаешь правила.
– Чертов полицейский.
– Это точно. А теперь пристегнись.
Джуд повиновался. Устроившись, он сразу начал ныть, ковыряя пальцем и без того изрытое прыщами лицо.
– Ну что привязался? Если бы я мог, я бы превратил тебя сейчас в кого-нибудь. Даже учителя в школе не могут заставить нас говорить по-другому. Это наш язык. Мы должны сохранять свою культуру.
– Я не твой учитель, но, если ты спросишь меня, я отвечу, что то, что ты на самом деле сохраняешь, не имеет никакого отношения к культуре. И, кстати, в кого же ты собираешься превратить меня?
– В кого-нибудь.
– В кого-нибудь… – Крис, ухмыльнувшись, покачал головой.
– Да, в кого-нибудь. В энтого твоего капитана, вот в кого.
– Энтого? Слушаю тебя – уши вянут. Я же говорил тебе: если хочешь когда-нибудь выкарабкаться из своей помойки, стать человеком, иметь такую же машину, хорошую работу, куда бы ты ходил прилично одетым, если хочешь, чтобы тебя уважали, возьми себе за правило говорить правильно, как умный человек, которым я тебя и считаю. Я бы мог еще смириться с твоей дикарской речью, будь она для тебя естественна. Но ведь когда я впервые поймал тебя на той афере со скидками, ты изъяснялся совсем не так, как это принято в твоем квартале.
– Старик, да ты же ни черта не знаешь о моем квартале, так о чем же ты говоришь?
– Это я-то не знаю! Сколько раз в месяц, по-твоему, мне приходится мотаться туда по вызовам?
– Мне всего лишь двенадцать лет. Ты не должен говорить со мной в таком тоне.
– Вот что я предлагаю: давай заключим сделку. Я буду говорить с тобой любезно, в случае если и ты станешь подобрее. И, в первую очередь, выкинь из своего лексикона всю матерщину. Во-вторых, начинай произносить слова так, как учили тебя еще в первом классе. Нет такого слова: «энтого», есть слово «этого».
Джуд презрительно скривил рот и, отвернувшись к окну, тихо выругался.
– Я знаю, что ты нарочно это делаешь. Хочешь походить на своего отца?
– Он мне не отец.
– Может, и нет, но ведь он вас содержит.
– Да, и еще покупает сыр и снег.
«Сыр» и «снег» означали марихуану и кокаин.
– Так вот, значит, что произошло?
Джуд заерзал и уставился в окно.
– Ну и что ты собираешься делать? Опять упечь меня в детприемник? – пренебрежительно спросил он.
– Ты сам этого хочешь?
Джуд ответил гордым молчанием. Те, кто частенько попадал в такого рода заведения, относились к этому с известной долей цинизма. Бедным детям, хотя и нуждавшимся в защите от своих непутевых родителей, приходилось несладко, когда они попадали на два-три дня в детские приемники, отсиживаясь там, пока работники социальных служб урезонивали их домочадцев. Результат всегда был одним и тем же. Родители клятвенно заверяли инспекторов, что исправятся, на день-два утихали, а потом опять ударялись в пьянство и наркоманию.
– Хорошо, я расскажу тебе, – сдался наконец Джуд. – В субботу вечером у них опять была гулянка. Приходила куча друзей. Напились до одури и устроили танцы нагишом…
– Танцевали голыми?
– Да-а. Ну, ты знаешь.
Джуд смерил Криса взглядом, в котором смешались и безразличие, и вызов.
– Потом кому-то захотелось сменить партнеров, и завязалась драка. Старик ударил мать, выбил ей зуб, она кинулась на него…
– Тебя кто-нибудь ударил?
– Нет.
– Точно?
Джуд промолчал.
– А ты что сделал?
– Удрал через окно. Пошел в «Семь-одиннадцать» и позвонил тебе, как ты просил. Но тебя не было дома. Где ты пропадал, черт возьми?
– Я хоронил своего лучшего друга.
Если бы Джуд был еще на двенадцать лет постарше, это известие, возможно, и тронуло бы его. Но это был Джуд, и его энергии не хватало на то, чтобы реагировать на чужие проблемы. Борьба за собственное выживание отнимала все его силы. Он лишь полуобернулся и спросил:
– Кого?
– Грега. Он погиб в автокатастрофе в пятницу.
Джуд какое-то время осмысливал сказанное. Выражение его лица оставалось бесстрастным, но в глазах угадывалось некоторое умственное напряжение. Вскоре он опять отвернулся к окну.
– Хреново, старик.
Крис ничего не ответил.
Они какое-то время ехали молча, потом Джуд спросил:
– Ну, так ты чего, здорово переживаешь?
– Да. Мне его не хватает. Тяжело одному в квартире.
Они еще помолчали. Крис чувствовал, что Джуд задумался, пытаясь понять, что такое смерть близкого друга, и, когда он заговорил, в голосе его уже не было прежней враждебности. С выражением чувств словами у Джуда было неважно – будь то печаль или восторг, поэтому он вновь повторил:
– Хреново, старик.
Прошло еще какое-то время, и Крис спросил: