– Правильно. Теперь ты все знаешь и, может быть, поймешь, почему я тогда так расстроилась.
– Послушайте, давайте забудем о том дне, хорошо? Это больше не повторится.
Она вновь уставилась на поле и начала притопывать ногами, чтобы согреться. На ней были черные леггинсы, заправленные в черные кожаные ботинки, отороченные мехом.
Не сводя с нее глаз, он сказал:
– Я скучал по вас.
Она перестала притопывать и на какое-то мгновение замерла.
– Я тоже по тебе скучала, – сказала она и внезапно резко обернулась к нему. – И никогда в моей жизни не было такого букета роз. Спасибо тебе.
– Мне очень приятно это слышать, – сказал он.
Они еще какое-то время наслаждались примирением, но потом она все-таки позволила себе съехидничать.
– Ну и дурачок же ты. Я бы помогла тебе приобрести такой букет у оптовиков за полцены.
Он расхохотался.
– Да, тогда это было бы еще вдвое забавнее. Не правда ли?
Прозвучал свисток арбитра, и это вернуло их к действительности. Матч окончился, и команды разошлись по раздевалкам.
– Что ж, – сказала она так, словно и не было между ними никаких недоразумений, – хочешь прийти к нам в субботу вечером на жаркое?
Этот простой вопрос вернул ему радость жизни.
– Дважды меня не надо просить об этом.
Они улыбнулись друг другу в предвкушении новой встречи. Затрещала рация, и он протянул руку к поясу.
– Один-Браво-семнадцать.
Раздался голос диспетчера.
– Принял, – ответил он и расшифровал для Ли полученное сообщение. – Подросток удрал из дома. Надо съездить проверить. Так во сколько приходить в субботу?
– В шесть тридцать.
Он тронул козырек фуражки и уже отошел на пару шагов, но вдруг вернулся.
– А мясо будет с подливкой?
– Тебе, похоже, нравятся подливки?
– Никогда не умел их готовить.
– Так какое же жаркое без подливки?
Его безмятежная улыбка лучше любых слов говорила о том, что меньше всего на свете он думает сейчас о сбежавшем подростке.
– До встречи.
Она проводила его взглядом, пока он шел вдоль трибуны – в черных бутсах на толстой подошве, в замявшихся под коленями темно-синих брюках, широченной дутой куртке, стянутой на талии кожаным поясом с подвешенным к нему тяжелым снаряжением. Он свернул налево и начал подниматься по ступенькам, перешагивая через одну. Она следила за тем, как он взбирается все выше и выше, и вот он уже миновал заграждение и быстро подошел к патрульной машине. Открыв дверцу, он посмотрел вниз, увидел, что она наблюдает за ним, и махнул рукой на прощание.
Она разглядела улыбку на его лице и помахала в ответ и еще долго смотрела вслед, пока его черно-белая машина не скрылась из виду. Удивительно, но его возвращение в ее жизнь вдохнуло в нее новые силы, наполнило ее радостью и смыслом. Что ж, может, она и допускала ошибку, но, видит Бог, до чего же хорошо стало на душе в ожидании новой встречи с ним.
Лил холодный октябрьский дождь, когда субботним вечером Кристофер подъехал к дому Ли. Дверь открыл Джои.
– Привет, Крис.
– Что хорошего, Джои?
– Видел тебя в среду на моем матче.
– Извини, что не Дождался тебя после игры. Получил срочный вызов. Но я видел твой бросок. Старик, да ты просто здорово обошел того парня!
– Я и в последней пятнадцатиминутке достал его. Ты бы его видел! Ему потребовался тайм-аут, чтобы встать на ноги. Но зато и мне досталось от их защитников. Видишь, какой здоровый синяк…
Ли молча стояла, прислонившись к дверному косяку. Джои взволнованно тараторил, пересказывая перипетии футбольного матча. Отчаявшись ввернуть хоть слово, она подала Кристоферу знак рукой, приглашая пройти на кухню.
Возвращение в этот дом, к этим людям, к милому домашнему уюту наполнило сердце Кристофера теплом и покоем. Он вдруг ощутил свою причастность к этому налаженному семейному быту. Стол был накрыт на троих. В середине его стояла ваза с цветами. На кухне было светло и уютно, а в окна и дверь барабанил дождь. От запаха мяса, тушеного лука, кофе у Криса потекли слюнки. И, конечно, самым главным и привлекательным объектом была Ли – в мягких шлепанцах, голубом вязаном костюме, она хлопотала у плиты, пока ее сын болтал обо всем подряд, совершенно не смущаясь, будто рядом с ним был отец или старший брат.
– …А тренер сказал: «Оторвать им ноги!», и, кажется, мне это почти удалось. Слышишь, мам, Крис был на стадионе, когда я сделал свой первый бросок. Он его видел!
– Да, я знаю. Привет, Кристофер. – Она как раз занималась подливкой, так же как и он, не скрывая своей радости от того, что они снова вместе.
– Вкусно пахнет у вас здесь.
– Еще бы. Я сегодня почти ничего не ела. Надеюсь, блюдо мне удалось. Джои, налей, пожалуйста, молока в стаканы!
Кристофер спросил:
– А могу и я чем-нибудь помочь?
– Конечно. Можешь поставить соль и перец на стол. – Она вручила ему баночки с приправами. – А потом достань мне вон с той верхней полки два блюда – для картофеля и моркови.
Так все по-семейному, просто, но Ли и Кристофер чувствовали, что что-то изменилось в их отношениях. Наверное, сейчас они, скорее, играли в семью. Он достал с полки блюда, она наполнила их, передала ему. Женщины сервируют стол иначе, не так, как мужчины, отметил он про себя. Среди темных цветов в вазочке маячил колосок спелой пшеницы, на тарелках – красиво сложенные салфетки, на столе стояли свечи. Она передала ему спички, и он зажег их. И все были заняты делом – Джои разливал молоко, Ли возилась с духовкой, подливала воды в чайники, передавала Крису блюда с едой, которые он ставил на стол.
И вот наконец все было готово, и все сели к столу, уставленному ароматно дымящимися блюдами. Натюрмортов, подобных этому, Норман Рокуэлл написал десятки – жареное мясо, картофельное пюре, густая темная подливка, ярко-оранжевая морковь, сладкий горошек в белом соусе, зеленый салат и еще что-то непонятное, жидкое, коричневатое в кастрюле настолько горячей, что Кристофер отдернул руку.