Несколько справившись с собой, она вымученно улыбнулась ему. Он обнял ее за плечи и повел в кухню. Там, на полке, стоял телефон, но Крис подумал, что надо бы переставить его на стол – так будет удобнее. Отодвинув стул, он усадил миссис Рестон, сам сел рядом. Кошелек, баночка кока-колы, книги все еще лежали на столе – напоминание о счастливых буднях, в которые ворвался он со страшным известием.
– Не нужно сейчас никому звонить. Вам надо прийти в себя.
Она подперла рукой подбородок и уставилась на дверь. Легкий ветерок колыхал прозрачную занавеску.
Он молча выжидал. Его переживания словно растворились в ее безутешном горе.
– Я должна поехать опознать его? – спросила она, обратив к нему опухшее лицо.
– Нет, его опознали по водительскому удостоверению.
Она прикрыла глаза и вздохнула даже с некоторым облегчением, потом вновь подняла на него взгляд.
– Ты видел его?
– Нет.
– Хочешь?
– Не знаю.
– Ты не узнавал – он сильно пострадал?
– Я не спрашивал. – По сути, это было правдой. Он ведь действительно не спрашивал.
– Он был на своей машине?
Он поднялся и принялся искать в шкафчиках стаканы. Взял один, заполнил его льдом из морозильника, вернулся к столу, долил кока-колой и передал миссис Рестон.
– Он был в своей машине? – настойчиво переспросила она, явно собираясь задать следующий мучительный вопрос.
Кристофер отошел к двери и встал спиной к миссис Рестон, широко расставив ноги, впиваясь голыми пальцами в мягкую резину подошв.
– Нет, на мотоцикле.
Повисло молчание, пока она осмысливала сказанное, потом ее высокий жалобный голос взвился отрывистым стаккато. Крис обернулся – вода была не тронута, а миссис Рестон, уперевшись локтями в крышку стола, сидела, закрыв лицо руками. Он подошел к ней и нежно обнял ее за плечи – просто чтобы она чувствовала, что он рядом и разделяет ее горе.
– Вам совсем ни к чему видеть его. Зачем вам это нужно?
– Я не знаю… я должна… я его мать… о Боже, Боже, Боже…
– Нужно, чтобы сейчас с вами была ваша семья. Кому мне позвонить? Вашей сестре… или матери?
– Я позвоню… сама. – Она промокнула лицо платком и, тяжело оперевшись о стол, усилием воли заставила себя подняться.
Затем прошла к телефону. Сняв трубку, она так и не смогла набрать номер, выронила ее и пошатнулась.
Крис тут же подскочил к ней и предложил:
– Я позвоню. Кому?
Она, казалось, никак не могла собраться.
– Не знаю, – жалобно произнесла она, и слезы покатились по ее щекам. – Я н… не знаю. Не хочу п… подвергать их такому удару.
– Идите-ка сюда. – Он подвел ее к столу. – Сядьте, я сам позабочусь обо всем. Где у вас телефонная книжка?
– В ящ… ящике… там.
Он нашел домашний телефонный справочник во втором ящике кухонного шкафа и стал набирать номер цветочного магазина. Она молча наблюдала за ним, прижав к губам скомканный платок. Глаза ее были красными, воспаленными.
– Цветочный магазин, – ответил в трубке женский голос.
– Это миссис Эйд? – спросил Крис.
– Да.
– Миссис Эйд, вы одна или с вами кто-то есть?
– А кто говорит? – Голос прозвучал настороженно.
– Прошу прощения, меня зовут Кристофер Лаллек. Я – друг вашего племянника, Грега Рестона. Я нахожусь в доме вашей сестры. Боюсь, у меня очень плохие новости. Грег погиб в автокатастрофе.
В трубке воцарилось молчание. Крис представил себе миссис Эйд, онемевшую от ужаса.
– Боже мой, – раздался наконец ее шепот.
– Извините, что я так резко обрушил на вас это печальное известие. С вами кто-то есть рядом?
Она расплакалась. Крис все это время не спускал глаз с миссис Рестон. Она поднялась и подошла к телефону, взяв у Криса трубку.
– Сильвия?.. О, Сильвия… я знаю… о Боже… да… нет, нет… никто из них… да… о да, пожалуйста… спасибо тебе.
Ей вновь понадобилась поддержка Криса, когда она повесила трубку.
– Она сейчас едет, – прошептала она и прижалась к нему.
Аромат лосьона для рук так и остался в его памяти, как, впрочем, и другое: луч послеполуденного солнца, прорвавшийся сквозь листву деревьев в саду; шорох занавески на кухонной двери; отдаленное жужжание газонокосилки; запах свежескошенной травы; букет садовых цветов на столе, с трудом различимый сквозь пелену слез, застилавшую глаза; фотография Грега в рамке на голубой стене; запотевшее стекло стакана с кока-колой; мягкая ткань юбки миссис Рестон, касающаяся его голых ног; ее пылающее лицо, уткнувшееся ему в шею, и прилипшая к телу, влажная от слез рубашка; записка на дверце холодильника: «Не забыть дать Грегу лазанью» и другая: «Дженис, рейс 75, час тридцать пять»; печальная мелодия по радио «Когда я зову тебя» в исполнении Винса Джилла.
Шепот матери Грега: «О, он так любил эту песню».
И его – в ответ: «Да, я знаю. Он постоянно заводил ее».
Они оба любили эту песню, у обоих были компакт-диски с этой записью. И оба они с ужасом сознавали, сколь многое будет напоминать им теперь о страшной утрате…
Во дворе затормозила машина, по дорожке зашуршали шаги. Открылась дверь, и Ли бросилась навстречу сестре. Крис молча наблюдал печальную сцену.
– О, Ли…
Услышав ее имя, он подумал: «Пожалуй, это слишком для одной женщины – ребенок, муж и вот теперь взрослый сын…»
– Почему, Сильвия, почему? – причитала Ли.
Сильвия лишь повторяла:
– Не знаю, милая, не знаю.
Сестры прильнули друг к другу и горько плакали.
– О, Грег, Грег… – с мольбой взывала Ли к горячо любимому сыну, увидеть которого ей уж больше было не суждено.
Кристофер Лаллек, глядя на бедную женщину, чувствовал, как опять закипает в нем тихая ярость. За свои тридцать лет он впервые столкнулся с настоящим горем. И ощущал себя потерянным, беспомощным. Все прошлые неурядицы и перипетии его жизни казались ничтожными и нелепыми в сравнении со страшной реальностью смерти. Она сковывала волю, разум, подавляла чувства, губила мечты.