В час дня Ли воскликнула, схватившись за голову:
– Все, довольно! Давайте закрывать!
Они с облегчением заперли дверь и, одевшись, вышли на улицу, смешавшись с толпой зрителей, собравшихся посмотреть красочное шествие по Мейн-стрит под звуки школьного оркестра.
О, какое блаженство! День выдался изумительный, и так приятно было оказаться на улице. Над головой сияло голубое небо, кое-где пестревшее пушистыми белыми облаками. Солнце припекало спину, и Ли комфортно чувствовала себя в своем хлопчатобумажном пиджаке. Мейн-стрит была расцвечена флагами – оранжево-черными, американскими, флагами местных школ и просто декоративными.
Мимо проехала полицейская машина, и у Ли дрогнуло сердце. Но за рулем сидел кто-то другой, не Кристофер.
Чуть правее, у обочины, собрались подростки, они весело смеялись, подшучивая друг над другом. Один из них запустил высоко в воздух тыкву размером с волейбольный мяч. Она с треском приземлилась, и стоявшие на тротуаре зрители испуганно отпрянули, отряхиваясь от прилипших тыквенных волокон. Раздался смех, перемежавшийся бранью и гневными возгласами.
Кристофер остановил свою патрульную машину на углу квартала, тем самым перекрыв движение. Он вышел и как раз оказался свидетелем переполоха, вызванного падением тыквы на мостовую.
Он тут же поспешил к месту инцидента.
Он прошел через толпу зевак – невозмутимый, представительный.
Подойдя к расшалившимся подросткам, спросил:
– Ребята, это ваших рук дело?
Один из них ответил:
– Черт возьми, конечно же, нет. Это старуха кинула. Она пошла вон туда, да, Кевин?
Кевин подтвердил:
– Да-да, туда, вниз.
Кристофер сохранял выдержку.
– Вам придется все здесь убрать.
Один из мальчишек выругался.
А вдалеке уже показались цветные мундиры гвардейцев, за ними следовал оркестр, и семьдесят пар белых ботинок должны были вот-вот ступить в тыквенное месиво.
– Сию минуту! – приказал Кристофер. – Иначе я запишу ваши имена, и я уверен, что большинство оркестрантов с удовольствием вышлют вам счета за химчистку.
Один из подростков сдался.
– А чем мы должны это подбирать?
Кто-то передал газету. Трое мальчишек взяли ее, вышли на мостовую и, руками собрав мусор, завернули его в газету. Офицер Лаллек стоял рядом, наблюдая.
Ребята едва успели отбежать к тротуару, как на мостовую ступил американский легион гвардейцев с флагами. Кристофер кивнул в сторону своей машины.
– Вон там, на углу, стоит контейнер для мусора.
Поворчав, ребята направились к нему.
Стоя у обочины, прямо напротив своего магазина, Ли видела всю сцену. Она могла бы заставить себя вычеркнуть Кристофера из своей жизни, но его вид – в полицейской форме, при исполнении служебных обязанностей – по-прежнему действовал на нее магически, завораживал, и она уже теряла власть над своими чувствами. Кругом было так шумно, что она не могла расслышать его голос, но неотрывно следила за каждым его жестом. Он выглядел, как всегда, на редкость привлекательно. Мимо прошли парадным маршем гвардейцы, но она так и не взглянула на них. Приближался оркестр, и она опять забыла проследить за слаженным шагом музыкантов. Она не отрывала взгляда от мелькавшей в толпе над головами фуражки Кристофера, надеясь на то, что он вдруг повернется в ее сторону и увидит ее. Когда мимо проносили боевые знамена, он снял фуражку и приложил ее к груди.
Он смотрел на знамена.
Она смотрела на него.
Статный, исполненный достоинства, он вызывал в ее душе такой переполох, что ей казалось, будто в ее сердце стучат барабаны.
Окончился парад гвардейцев, Кристофер надел фуражку и наклонился, говоря что-то малышу, стоявшему рядом с ним в толпе. Он засмеялся, погладил мальчика по головке, потом выпрямился и окинул взглядом улицу.
Словно почувствовав на себе чей-то взгляд, он обернулся и посмотрел в ее сторону. Их взгляды встретились. Никто из них не улыбнулся, но он начал продвигаться в ее сторону все тем же размеренным шагом, как только что приближался к мальчишкам, швырнувшим тыкву.
Смутившись, она перевела взгляд на оркестр, который как раз проходил мимо под бодрый марш. Музыка кончилась, и вступили барабаны – тум, тр-тр-трум! Улица наполнилась таким грохотом, что дрожали перепонки в ушах.
В этот момент Кристофер оказался рядом с ней, и она уже не могла удержаться, чтобы не взглянуть на его чисто выбритое лицо. Губы его шевелились. Должно быть, он поздоровался, хотя барабанная дробь глушила любые звуки. Она тоже что-то ответила, но и ее слова утонули в безумном грохоте. Хотя они и не слышали друг друга, их взгляды были красноречивее любых слов. Наконец Кристофер осознал, что слишком долго занят Ли, и, тронув козырек фуражки, поздоровался с Сильвией и Пэт Голсуорти.
За оркестром увязался какой-то мальчуган на велосипеде, явно намереваясь врезаться в задние ряды музыкантов.
– Я должен идти, – сказал Кристофер, разводя руками.
Не задумываясь над тем, что делает, Ли, проводив его глазами, продолжала следить за ним, наблюдая, как он жестом просит мальчишку на велосипеде съехать на обочину, как отвечает на чье-то приветствие из толпы.
Прошли другие участники парада – гофмаршал, дети в костюмах сказочных героев, цирковые клоуны, и опять дети…
Ли делала вид, что внимательно рассматривает шествие, но все это время не выпускала из поля зрения Кристофера. Он подходил к знакомым. Гладил детей по головкам. Поймал леденец, пущенный в толпу кем-то из клоунов, передал его одному из стоявших поблизости детишек. Он поднес к губам рацию, бросил сердитый взгляд куда-то в сторону, потом развернулся и быстро направился к своей машине. Проезжая мимо Ли, он лишь мельком взглянул в ее сторону и тут же умчался.