— Если вы закончили болтать, — сказал он, — я бы хотел поехать на ранчо.
Джонти посмотрела на него так, будто он прижал ей к виску кольт.
— Ты не в своем уме? — наконец, воскликнула она. — Я не могу сейчас уехать отсюда. Мы еще не знаем, опасна ли рана у дяди Джима. Потом надо упаковать нашу одежду, — закончила Джонти.
Холодно и уверенно Корд сказал:
— Я был у Ла Тора до того, как мы поженились. Он спокойно спит и нет признаков лихорадки. В конюшне меня ждет повозка с огромной кучей сена, на котором можно спать. Вам немного времени понадобится, чтобы упаковать свою одежду.
— Это чудовищно! — Джонти топнула ногой. — У нас нет причин, из-за которых мы не можем подождать до завтрашнего утра.
Хотя Корд не хотел этого делать, но все же не удержался и стал принуждать Джонти как и раньше. Он говорил холодно и тихо.
— Ты забываешь, Джонти, как рано выпадает снег в горах. Очень даже может быть, что снег идет там сейчас. Тебя это может и не заботит, но я не хочу, чтобы мой сын попал в снежную бурю.
Джонти почувствовала силу в его голосе и, как это было раньше, поняла свою глупость. Конечно, против такой причины не могло быть никаких возражений. Она встала и, стуча каблучками, пошла к себе в комнату готовиться к отъезду.
Глава 28
Над долиной повисла тишина, воздух был свежи и бодрящим, а через час все утонуло в лунном свете.
Джонти сидела перед костром, который развел Корд. Коти свернулся калачиком у нее на коленях. Она смотрела на полную луну и думала о том, как здесь спокойно и приятно после шума и вони Коттонвуда.
Задумчивый вздох слетел с ее губ. Она была довольна тем, что увезла сына подальше от пивной и от людей, которые там собирались. Дядя Джим оставил попытки построить новый дом на ее ранчо. Он начинал его строить дважды, и каждый раз недостроенный дом поджигали. Кто поджигал — они точно не знали, но в душе оба обвиняли толстяка Понча. Дядя Джим нанял людей, которые его повсюду искали.
«Но что ожидает меня на ранчо Корда?» — спрашивала она себя. Тина все еще была там, и, без сомнения, он будет продолжать с ней отношения. Джонти прижалась подбородком к кудрявой головке Коти. Она надеялась, что Корд будет сдержанным в отношениях с этой мексиканкой. Он все-таки обещал, хотя она не очень верила его словам. Джонти старалась убедить себя в том, что если не какая-нибудь другая причина, то уважение к сыну заставит его быть благоразумным в отношениях с этой девушкой.
Джонти невидящим взглядом смотрела в костер. Каково будет ее положение в доме на ранчо? Собирается ли Корд доверить ей ведение хозяйства, поставить ее во главе? Или же к ней будет относиться как к гостье, причем нежеланной, которую будут терпеть только из-за сына.
А что если Корд думает, что она приступит к старым обязанностям ковбоя и оставит сына на попечительство Тины и Марии? При мысли о том, что Тина будет заботиться о Коти, Джонти так крепко обхватила его, что он протестующе заплакал. «Никогда, ни за что, — непреклонно думала она. — Я переверну все ранчо Корда, прежде чем позволю, чтобы это случилось».
Она вернулась к настоящему, когда Корд появился из темноты и бросил у костра мешок с едой.
— Хочешь есть, сынок? — он улыбнулся засмеявшемуся от радости ребенку, который потянулся к нему на руки.
Корд потрепал его по белокурым волосам, и тыльная сторона его ладони скользнула по груди Джонти — преднамеренно или нет, она не знала.
— Я не могу тебя взять сейчас, сынок, — сказал Корд. — Твоему папе надо приготовить ужин.
Коти повозился немного, потом снова улегся у Джонти на коленях. А она, наблюдая, как Корд суетится у костра, была шокирована. Корд не приказал ей готовить ужин. Она затаила дыхание, когда он посмотрел на нее и улыбнулся.
— Скоро будет готова пища, — сообщил Корд и вонзил свой огромный охотничий нож в кусочки мяса на сковородке, которая, очевидно, была новой. — Хочешь есть?
— Немного, — сказала Джонти, не зная, как отвечать этому очаровательному человеку.
Вдруг она вспомнила, как ее предостерегала однажды бабушка: «Джонти, мужчины проявляют максимум энергии, когда хотят произвести впечатление на женщину. Единственный способ, которым можно себя защитить — это научиться распознавать мужчин. Благородный он человек или негодяй, который сделает все, чтобы затащить женщину в постель».
«Ну, — подумала Джонти. — Мне не надо интересоваться тем, что на уме у этого человека». Дважды он соблазнил ее, но его нежные слова и дружелюбные улыбки на этот раз на нее не подействуют.
Когда Корд объявил, что мясо и бобы готовы, Джонти стала кормить Коти, односложно отвечая Корду, пытавшемуся завязать разговор. Наконец, он сдался, и они закончили ужинать молча.
Когда они начали пить горячий душистый кофе, Джонти невинно задала вслух вопрос:
— Как там дядя Джим. Надеюсь, у него нет лихорадки.
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Корда.
— Пошел он к чертовой матери! — взорвался он, бросив чашку, из которой кофе выплеснулось в огонь. — Этот человек — единственное, о чем ты думаешь. Он как бельмо на глазу у тебя. — Корд поднялся и встал над ней. — Я слышать больше не хочу, чтобы ты называла его дядей! Интеллигентные люди сочли бы это оскорблением. Женщины обычно не спят со своими дядями.
Джонти не закричала в ответ, как ей того хотелось, что это он оскорбляет ее, что она никогда не спала с Джимом Ла Тором. Длинная тирада испугала Коти и малыш истерично заплакал.
— Послушай меня ты, громкоголосый болван, — процедила она сквозь зубы. — Мой сын не привык к воплям и визгу, поэтому тебе лучше бы научиться сдерживать свой дьявольский нрав в его присутствии. Если тебе хочется поорать, уходи подальше, чтобы он не слышал, и можешь вопить там до умопомрачения.