— Ну, теперь ты готов уехать отсюда?
Она кивнула, потом протянула ему небольшую шкатулку.
— Я думаю, что это то, что обещала вам бабушка.
Корд бросил озадаченный взгляд на квадратный лакированный ящичек, который ему сунули в руки. Он на некоторое время забыл об обещанных Мэгги деньгах. Корд встряхнул его и услышал звон монет.
— Послушай, малый, — он сунул шкатулку обратно в руки Джонти. — Я не хочу денег твоей бабушки. Пусть они будут у тебя, купи себе какую-нибудь одежонку. То, что одето на тебе, ничто иное, как лохмотья.
Джонти покраснела от смущения и стыда. Незачем было этому дьяволу подчеркивать ее одежду, она сама прекрасно об этом знала. Джонти отстранила его руку, покачав головой:
— Бабушка хотела, чтобы он был у вас … для моего содержания. Я знаю, что вряд ли этой суммы достаточно, но когда-нибудь я с вами расплачусь.
Корд насмешливо взглянул на нее. Была ли в этих словах, произнесенных так спокойно, угроза вместе с обещанием? Он пожал плечами и сказал:
— Поехали, — пропустив ее вперед.
Джонти направилась к выходу, потом на мгновение остановилась. Ковбой Ред привязывал ее маленькую лошадку Красотку рядом с коровой.
— Не привязывай ее там, Ред, — она обошла вокруг экипажа. — Я поеду на ней верхом.
Ред неуверенно посмотрел на Корда, когда Джонти взяла веревку из его рук.
— Я только схожу оседлаю ее, — сказала она, направляясь к конюшне.
Джонти успела сделать лишь несколько шагов, когда Корд схватил ее за локоть.
— Не торопись, молодой человек. Ты будешь править экипажем.
Джонти, не проронив ни звука, молча уставилась на Корда. Она бросила изумленный взгляд на больших, с тяжелыми крупами, тягловых лошадей и вздрогнула: они били копытами, беспокойно встряхивали гривами, заставляя повозку дребезжать и трещать. Ее глаза расширились и посинели, когда она беспомощно посмотрела на Корда.
— Но я никогда раньше не управлял упряжкой.
Лицо Корда расплылось в холодной улыбке:
— Ну, тогда нет лучшего времени, чтобы поучиться, чем сейчас, правда?
Он взял ее за руку и повел обратно к экипажу, заваленному последними вещами Мэгги Рэнд.
— Послушай, Корд, — перед ним возник рыжеволосый ковбой. — Мальчишка еще слишком слаб, чтобы сдерживать этих огромных животных. Я сам буду ими управлять.
Корд, напряженно и подозрительно прищурившись, посмотрел на Реда. Собирался ли он занять место Ла Тора? Не было ли у него этих противоестественных влечений к мальчику? Его голос почти срывался от ярости, когда он решительно произнес:
— Нечего баловать ребенка. Он хотел забрать вещи бабушки, так, значит, сможет их и перевезти.
Корд угрожающе посмотрел на Джонса и Понча.
— Это касается и всех остальных. Пусть вас не вводит в заблуждение его хрупкое телосложение. Он способен вынести свою ношу, и я собираюсь в этом убедиться, — прежде, чем уйти, Корд добавил. — Я не потерплю ничьего вмешательства.
Хотя Джонс нахмурился, а Ред что-то буркнул себе под нос, никто не стал возражать Корду. Они знали, что идти против него было бесполезно и молча полезли в повозку.
Пока Джонти с сомнением смотрела на высокое пружинистое сиденье повозки, ища подножку, с которой она смогла бы на него забраться, ее обхватили за талию, и не успела она и глазом моргнуть, как была поднята на него. Джонти повернула голову и с ненавистью посмотрела на Корда, который привязывал ее лошадь рядом с коровой; затем он вскочил на своего жеребца, подъехал к началу повозки и жестом показал ей следовать за ним.
Нервно сглотнув, Джонти подхватила поводья и дернула их. К ее великому изумлению, лошади послушались и повозка тронулась. Вскоре Эбилен остался позади, а они ехали на запад, через холмистые прерии Канзаса. Вечная бесконечность неба и серой мрачной земли не принесли облегчения полной отчаяния душе Джонти.
К полудню Джонти почувствовала, что ее руки немеют от усталости. Она знала, что лошади, воспользовавшись ее слабостью, шли туда, куда им вздумается. Ей постоянно приходилось вести с ними борьбу, чтобы заставить их идти в направлении, обозначенном Кордом.
Днем стало жарче, воздух стал удушливым. Пыль, поднимаемая лошадьми и повозкой, висела в воздухе, набиваясь в глаза, нос и рот. И, в довершение к этому неудобству, ее желудок почти постоянно сводило от голода. Накануне вечером она мало ела, а утром просто не могла думать о еде, полностью поглощенная горем.
Измученная, под палящим солнцем, Джонти управляла повозкой, с трудом преодолевая милю за милей.
Перед самым заходом солнца Корд, наконец, направил своего жеребца к большому хлопковому полю и объявил, что там они разобьют ночной лагерь.
Джонти еще некоторое время оставалась в повозке, давая отдых плечам, и, слипающимися от усталости глазами, наблюдала за Кордом.
Он стянул с задней части повозки большой кусок холста и расстелил его на земле. Потом он вытащил сумку из мешковины и вывернул ее содержимое на белый кусок плотной ткани: кофейник, кастрюлю, сковороду, железные тарелки и чашки.
«Наконец-то, еда!» — подумала она, умирая от голода. Джонти с трудом слезла с повозки и пошла к большой скале, изнемогая от усталости.
Она почти приблизилась к цели, когда ее окликнул Корд:
— И куда же ты идешь?
Джонти молча уставилась на Корда.
— Поди и собери побыстрей хвороста, пока мужики будут распрягать лошадей, — приказал мустангер.
Чуть держась на ногах, Джонти едва смогла взглянуть на него, не веря своим ушам. Что заставляет его вести себя так жестоко по отношению к ней? Неужели, он ее так ненавидит?