– Я понимаю, – отвечаю я.
И надо признаться, я действительно это понимаю.
В этот миг от величия будущей миссии у меня захватывает дух. Стать частью истории, сыграть, хоть и крошечную, роль в таком масштабном научном проекте!
Я тихонько говорю, чтобы родители не услышали:
– Я думал, что, если не буду обращать внимания на все случившееся за последний год… Не знаю, наверное, я считал, что если не буду верить в…
– В то, что твоего отца выберут?
– Нет, я не об этом. Я думал, что если не буду предаваться глупым мечтам и заставлю свою семью считать все это пустыми фантазиями, то останусь реалистом, который поможет… поддержать отца, когда он в конечном итоге получит сокрушительный отказ.
– Благородно, – кивает она. – Но ты не обязан это делать.
– Приходится, – отвечаю я. – Мне хочется, чтобы все было… правильно. Чтобы люди были счастливы.
– Но иногда это оборачивается против тебя. Помнишь, ты рассказал мне о Джереми, – решительно говорит Деб, – мне пришлось держать тебя за руку и учить дышать, когда я узнала о твоей измене? Но ты не мог просто меня бросить – тебе обязательно нужно было провернуть все так, чтобы не нанести ущерба моим нервам и сохранить наши отношения.
– Ты все еще злишься?
– О господи, – ухмыляется она. – Снова за свое! Нет, если бы я еще злилась, я не стала бы болтать с тобой, Кэлвин.
Деб сжимает меня в объятиях, окутывая сладким цветочным ароматом. Это не розы или лаванда, а больше похоже на запах ароматической свечи в чаше с душистой смесью из засушенных лепестков. Это меня немного утешает. Однако я не в силах заставить себя обнять ее в ответ.
– Но ты не мог по щелчку пальцев исправить наши отношения, – продолжает она. – Мне просто нужно было время. Точно так же ты не можешь помочь своим родителям.
Я кладу голову Деб на плечо, и слезы скатываются ей на рубашку.
– Итак, давай составим план, – говорит Деб, помолчав минуту. – Нам остался всего год до окончания школы, если ты, конечно, не облажаешься, что испортит все мои планы, поэтому, прошу тебя, не вздумай. Все зависит от того, когда у нас будет выпускной, но жилье мы сможем подыскать уже в мае. У меня есть работа, твоя семья к тому времени, возможно, разбогатеет, и мы сможем вместе снять квартирку в Бруклине.
– И где же мы ее найдем?
– Не знаю, может, хватит на какую-нибудь конуру в Бэд-Стей? Да хоть на Кони-Айленде, без разницы. Мне просто нужно куда-нибудь свалить отсюда.
В ее голосе такое отчаяние, что я пугаюсь.
– Деб, что происходит?
Повисает молчание, и у меня душа уходит в пятки. Обычно Деб вовсе не нерешительная. Она не такая.
– Просто в последнее время дела у нас совсем не ахти, – произносит она наконец. Это явное преуменьшение. Ее голос снижается до тихого шепота: – Ладно, на самом деле просто жесть. Мои родители теперь все время дома, с тех пор как отца уволили. Чертова безработица…
– Мне казалось, он собирается открыть собственное дело, разве нет? – спрашиваю я. Отец Деб раньше работал дизайнером в большой корпорации и объявил, что увольнение – прекрасный предлог для открытия собственной дизайнерской фирмы.
– Да, было такое. У него есть несколько клиентов, он напечатал визитки и тратит пособие по безработице на новые компьютеры и софт, но пока еще даже не зарегистрировал компанию. Мама постоянно с ним ссорится, потому что иметь доход и получать пособие – это незаконно, но, блин, нам по-прежнему едва хватает денег, чтобы свести концы с концами. – Она откашливается. – Они взяли у меня деньги. Немного – на продукты, аренду и прочее.
– Это нечестно, – возмущаюсь я. – Ты ведь пашешь как вол!
– Знаю, знаю, но они в чем-то правы – в семье только у меня есть стабильный заработок, а они так долго обо мне заботились, поэтому, мне кажется, нужно им немного помочь. Но, Кэл, я понятия не имею, есть ли у нас сейчас медицинская страховка.
– И ты думаешь, что просто возьмешь вещички и свалишь от них в следующем году? Как ты вообще собираешься накопить денег, если их у тебя забирают?