Черт, хуже всего, когда от энергии Искажения страдают дети. Организмы очень слабые, от стремительного роста и так высокая нагрузка на все внутренние процессы. Но цесаревич и правда был плох.
Первым делом я сконцентрировался на том, чтобы уловить любые предметы, хранившие в себе силу Искажения. И один из таких источников обнаружился прямо над кроваткой. Под балдахином на ниточках были подвешены игрушки, и от одной из них здорово фонило.
— Простите, но я должен подойти, — тихо, но решительно сказал я.
Великий князь тут же преградил мне дорогу.
— Алексей Иоаннович…
— Вы, болваны, прошляпили артефакт у себя под носом! — раздраженно прошипел я, чем привлек внимание молодого императора.
Государь поднял белобрысую голову и непонимающе на меня уставился.
— Ты кто?
— Я Леша. Твой брат. Точнее, кузен.
— Луша? Леша, который сын тети Ани?
Отлично, память работает. Парнем все-таки занимаются. В конце концов, разум пятилетнего ребенка — это все же уже разум.
— Ага, — улыбнулся я. — Мы с мамой пришли вас навестить. Мы жили очень далеко и не могли приехать раньше. Но очень хотели проведать тебя и познакомиться с Петей. Можно мне на него взглянуть?
— Петя не хочет играть… Лекари сказали, что он захочет. Но он не хочет ни кушать, ни играть…
— Можно мне взглянуть на Петю?
Государь жестом подозвал меня к себе.
— Только тихо, Леша. Петя не любит громких звуков. От них он обычно плачет. Но сейчас уже не плачет, просто морщится…
Федор Николаевич пялился на меня во все глаза. Матушка потянула его в сторону, чтобы освободить мне дорогу.
— Как вам удалось? — потрясенно шепнул великий князь. — Он почти никого не подпускает к ребенку…
— Алексей умеет находить общий язык с людьми. Он не навредит им, обещаю.
Дядя нехотя посторонился и все же меня пропустил. Я медленно подошел к кроватке и сел на корточки возле отца с ребенком.
— Привет, Петя, — улыбнулся я.
Дитя никак не отреагировало. Лишь равнодушно глядело на игрушки. Я взял одну из них — позолоченного морского конька с изумрудными глазками — и аккуратно отделил от нитки.
— Зачем ты снял? — обиженно протянул император. — Он нравился Пете…
— Он нравился Пете, потому что золотой. А видишь, позолота слезает. Я его покрашу как следует и верну, хорошо?
Государь задумался, а я все больше ощущал себя в каком-то сюрреализме. Император — здоровенный двадцатилетний лоб, но остановившийся в развитии. Ребенка, правда, сделать успел, но там много ума не надо… Императрицы, кстати, в комнате не было. Возможно, ушла отдыхать. Хотя, насколько я знал, при дворе ее не особенно любили.
— Ладно, но только верни!
— Обязательно, я обещаю…
Первым же делом я деактивировал остаточную энергию. Поглотил всю, чтобы и духа ее не осталось. Затем осторожно потянулся к ребенку.
— Можно мне пожать ему ручку? — улыбнулся я государю. — Он же маленький, но мужчина…
— Я-то разрешу, но дядя не велит никому прикасаться…
— Мне он разрешил.
Я осторожно просунул пальцы через решетку кроватки и дотронулся до цесаревича.
Ничего себе! Да малец не просто «заболел». Тут на лицо было длительное и довольно интенсивное воздействие. Видимо, от быстрой гибели его спасла только хорошая наследственность по магическому потенциалу.
И сейчас я оказался в дурацкой ситуации. Устав Ордена и собственные моральные принципы диктовали мне, что ребенка нужно спасать, причем срочно. Любого, а не только цесаревича.
Но я здорово рисковал раскрыть себя, если начну поглощать энергию. Будут вопросы, придется объясняться, а уж за великим князем точно не заржавеет устроить мне допрос с пристрастием, а то и обвинить в чем-нибудь. Хрен его знает, этого интригана.
Нужно как-то и дитя вылечить, и проблем не огрести. Воистину говорят о том, куда ведет дорога благих намерений…
— Привет, Петя, — я снова прикоснулся к маленькой ручке двоюродного племянника. — Как дела?
— Он не говорит, — вздохнул государь.
— Ничего, если посмотрит на меня, уже буду рад.
Одной рукой я стал крутить колесико с прицепленными игрушками, стараясь отвлечь ребенка, а второй судорожно пробивал все его защиты. Да уж, местные маги от страха нагородили на несчастного мальца столько ненужных щитов, что сейчас приходилось буквально их проламывать.
Ощутив вмешательство в свое поле, малыш на удивление серьезно на меня взглянул. Дескать, ты чего творишь, товарищ? Оставь меня в моей печали.
Ага, щас я тебя оставлю. Не в мою смену.
Цесаревич вздрогнул и распахнул глаза, когда я кольнул его малюсенькой ледяной иголочкой. Хорошо, что государь в этот момент отвлекся на игрушки. Спасибо, малой, что не заплакал. Вот от души спасибо…