Художник В.М. Конашевич вспоминал, что в октябре 1942 года в Ленинграде все говорили о еде: «И все мы жалеем, что раньше ели мало, ели, что придется, что так невнимательно относились к еде, не замечая даже часто, что жуем. Кажется, явись возможность – и мы все кинемся варить, поджаривать, печь, мастеря самые неожиданные, невозможные на прежний вкус смеси…»49.
Потомственный художник-мозаичист Владимир Александрович Фролов в блокадном Ленинграде в течение 1941–1942 годов изготовил смальтовые мозаики по эскизам А.А. Дейнеки для станций метро «Маяковская» и «Павелецкая». До этого он делал мозаичные панно для станции «Автозаводская». Из-за войны не удалось построить центральный зал станции «Павелецкая», поэтому архитектор И.Г. Таранов решил установить их на станции метро «Новокузнецкая». Последнее свое творение Владимир Александрович успел упаковать в несколько ящиков. Навигация еще не закрылась, чудом мозаики удалось вывезти на одном из последних кораблей: художник умолял моряков Ладожской флотилии не бросать ящики с панно для московского метро и отвезти их в столицу. Владимир Александрович умер от голода в 1942 году, чудом успев спасти свое последнее творение.
Первая военная Пасха 5 апреля 1942 года стала горькой для жителей осажденного Ленинграда. Святитель Алексий, опасаясь бомбежки, дал указание начинать богослужение рано утром. В ночь с 4 на 5 апреля 1942 года гитлеровцы совершили устрашающий налет на осажденный город. Князь-Владимирский собор получил многочисленные повреждения осколками снарядов, на его южном фасаде были выбиты почти все окна. Протоиерей Николай Ломакин, бывший в то время настоятелем собора, рассказал о последствиях бомбежки митрополиту Алексию и услышал в ответ: «И это в Пасхальную ночь!.. Ничего: будет и по-другому. Христос Воскресе!.. Не падайте духом. Бодрите других. Наш долг быть твердыми: мы – русские, мы – православные христиане»50. Г.А. Князев отмечал особую силу духа у верующих: «Сегодня Пасха у христиан (православных). Вот им немцы и отпустили ночью «Пасхальную заутреню»! Я и не знал об этом отошедшем в прошлое празднике, если бы не наша старушка. Она и в без того голодное время ухитрялась еще поститься, т. е. почти совсем не есть. Конечно, совсем отощала, превратившись в «живые мощи». Но духом, волей бодра: «Здешняя жизнь временна, пострадать надо. Зато Господь там, на небесах, примет чад своих с любовью и откроет им райские двери»51.
Интересно свидетельство ленинградца, прихожанина собора во имя святого равноапостольного князя Владимира, об этих трагичных днях: «Скажу несколько слов о том, как мы провели первый год войны. У нас в Князь-Владимирском соборе с самого начала войны молодые служащие ушли кто в армию, кто в дружинники, кто на оборонное строительство, – их заменили старики. Оставшиеся в соборе, независимо от возраста, спешно изучали средства противопожарной и противовоздушной обороны и стали руководителями групп из прихожан. Была также организована группа сохранения порядка на случай паники во время богослужения.
Осенью 1941 года, когда враг подошел к воротам Ленинграда, часто от гула канонады дребезжали стекла в соборе; в сентябре поблизости от собора на совсем недавно тихие улицы Петроградской стороны упали первые зажигательные бомбы; вскоре поблизости начали рваться и артиллерийские снаряды. В таких тяжелых условиях мы вступили в зиму. Но собор ни на один день не прерывал своей службы. Священники, певчие и все служащие собора являлись на службы без опозданий и пропусков. Всегда точно в 8 часов утра начиналось утреннее богослужение и в 4 часа дня вечернее.
Иногда во время служб раздавались сигналы воздушной тревоги. Сначала молящиеся уходили в оборонные убежища, но потом ухо настолько свыклось с шумной работой тяжелых зениток, с раскатистым гулом отдаленных фугасных разрывов, с дребезжанием стекол, что продолжали стоять как ни в чем не бывало; только дежурные МПВО занимали свои места. Наши нервы оказались крепче, чем предполагали наши враги.
На всякий случай у нас в соборе ввели дежурство двух медицинских сестер на праздничные и воскресные богослужения для оказания медицинской помощи. Особенно тяжело стало с наступлением зимних холодов. Стали трамваи, прекратилась подача электрического света, керосина не было. В предутренней тьме, озаряемой вспышками орудийных выстрелов, чрез глубокие сугробы неубранного снега спешили священники, певчие, служащие и прихожане собора со всех концов города. Иногда в соборе мы заставали с утра весьма неприятную картину. В соборе более 500 стекол; за ночь от упавшей вблизи бомбы воздушной волной выбито несколько стёкол; по собору гуляет свежий ветер. Пока шла срочная зашивка. фанерой окон, масло в лампадах замерзало, руки стыли.
50
Испытание. Воспоминания настоятеля и прихожан Князь-Владимирского собора в Санкт-Петербурге о Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. СПб., 2010.