Рука Морганы замерла, когда она наливала себе вторую чашку кофе, и лицо её выразило удивление.
– Купят мне мужчину? – эхом повторила она. – Думаешь, получится?
– Конечно! – подтвердила Манелла. – Если бы вы захотели, а вы, смею сказать, не хотите. Насколько я понимаю, вы – прямо как человек, что живёт на изнуряющей жаре на холме: у него могла бы быть женщина, но он не желает её.
Моргана изысканным движением намазывала масло на свой бутерброд.
– Человек, что живёт на изнуряющей жаре на холме, – повторила она медленно с улыбкой. – И что же это за человек?
– Не знаю, – и огромные тёмные глаза Манеллы исполнились странной печальной задумчивости. – Он чужестранец и вовсе не болен. Он большой, сильный и здоровый. Однако предпочёл поселиться в «доме смертника», как его порой называют; туда гости «Плазы» удаляются, когда уже не остаётся никакой надежды. Ему нравится одиночество – он размышляет и пишет целыми днями. Я приношу ему хлеб и молоко – это всё, что он заказывает в «Плазе». Я стала бы его женщиной. Я бы на него работала день и ночь. Но он не захочет меня.
Моргана подняла глаза, сверкнувшие светом «феи», который часто удивлял и даже пугал её друзей.
– Ты стала бы его женщиной? Ты в него влюблена?
Нечто в её взгляде пробудило у Манеллы естественный импульс недоверия к этой женщине.
– Нет, не влюблена! – отвечала она холодным тоном. – Я сказала слишком много.
Моргана улыбнулась и, протянув маленькую белую ручку, украшенную сверкающими кольцами, нежно положила её на загорелое запястье девушки.
– Ты прекрасное создание с добрым сердцем! – лениво пробормотала она. – Вот в чём проблема – в твоём сердце! Ты познакомилась с мужчиной, который живёт один и исследует вещи, которые, вероятно, представляются ему самыми удивительными из всего когда-либо написанного, в то время как на самом деле они – не что иное, как мусор, и ты вбила себе в голову, что ему требуется забота и любовь! Но ему ничего этого не нужно! И это ты хочешь любить и заботиться о нём! О Небо! Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что значит любовь и забота?
Манелла быстро и мягко выдохнула.
– Весь мир, конечно! – порывисто ответила она. – Любить! Владеть тем, кого любишь, его телом и душой! И заботиться о жизни, порождённой этой любовью! Это, должно быть, рай!
Улыбка сползла с губ Морганы, и выражение лица стало почти печальным.
– Ты словно доверчивый зверёк! – сказала она. – Зверёк, не ведающий о ружьях и капканах! Бедная девочка! Я бы хотела, чтобы ты уехала вместе со мною из этих одиноких гор в большой мир! Как твоё имя?
– Манелла.
– Манелла, а дальше?
– Манелла Сорисо, – ответила девушка. – Мои родители были испанцами – они уже умерли. Я родилась в Монтерей.
Моргана начала мягко напевать:
Она замолчала и сказала:
– Ты ведь видела немногих мужчин?
– О нет, многих! – и Манелла легкомысленно вскинула голову. – Все они более-менее похожи: жадные до долларов, обожают курить и киношных женщин – мне нет дела до них. Некоторые даже предлагали мне выйти за них, но я скорее умру, чем стану женой такого человека!
Моргана соскользнула с края постели и выпрямилась, а ночная сорочка симметрично опала вокруг её маленькой фигурки. Ловким движением она развязала узел, который ночью стягивал её волосы, и они распустились вьющимися локонами, как золотая змея до самых колен. Манелла отступила от удивления.
– Ох! – воскликнула она. – Какая красота! У меня тоже густые волосы, но они чёрные и тяжелые – уродливые, некрасивые! А он, тот человек в хижине на холме, говорит, что ничего так не ненавидит, как женщину с золотыми волосами! Как может он ненавидеть такую прелесть!
Моргана пожала плечами.
– О вкусах не спорят! – сказала она равнодушно. – Кому-то нравятся чёрные волосы, кому-то рыжие, кому-то ореховые.
Очарованная её удивительным эльфийским видом, когда она стояла, будто белый ирис в своих шёлковых одеждах, и очертания её фигуры смутно угадывались под складками, Манелла приблизилась немного застенчиво.
– Ах, но я не говорю, что предпочитаю смерть настоящему, истинному браку! – сказала она. – Когда любишь – всё иначе! А вы выглядите такой прекрасной и удивительной, почти как фея! Вы разве не думаете так же?