Вторник, 7 мая
Чай, газеты, работа. Сартр начинает работать над своими американскими зарисовками, его это сильно утомляет. Ко мне заходит Жене. У него только что состоялся неприятный разговор с Галлимарами по поводу утерянной рукописи; отругав их, он еще добавил: «Ко всему прочему ваши служащие позволяют себе называть меня педиком!» Клод Галлимар не знал, куда деваться. Еду с Бостом в Божон. Ольге сделали последнее поддувание, но результат она узнает только завтра. В кабинете рентгеноскопии она видела девушек, которым только что делали иссечение спаек, она потрясена. Ольга с трудом выносит и этот белый свет в своей палате, и эти окна, позволяющие наблюдать за ней из коридора.В кафе «Флора» Монтандон показывает мне номер «Лабиринта», где сообщается о наших лекциях в Швейцарии с довольно хорошими фотографиями Сартра и меня. У Галлимара я встретила на лестнице Шамсона, он спросил меня о Сартре. «У него свинка», – ответила я. Попятившись, он стал спускаться: «Но это заразно». – «Очень заразно, наверняка я сейчас передаю ее вам». Он убежал. Визит Риретты Низан. Она принесла мне письмо Низана к его родителям, написанное, когда ему было семнадцать лет: в нем рассказывается об одной беседе с Сартром, когда оба, сидя на ступеньках лестницы, заявили, что они подлинные сверхчеловеки, и далее он излагает все вытекающие из этого моральные соображения. Я возвращаюсь. Вместе с Сартром просматриваю письма и рукописи, которые принесла из редакции журнала.
8 мая
Немного болит голова, однако работается все-таки хорошо. Вторая часть эссе дается с трудом, но мне интересно открывать собственные мысли.
Сартр делает первые шаги. Мы идем выпить по стаканчику в мартиниканскую «Рюмри», обсуждая журнал и эссе «За мораль двусмысленности».Вечер у него в комнате с Бостом. Мы снова спорили о коммунистах. И будем голосовать за них, однако мне по-прежнему кажется невозможным прийти к идеологическому согласию. Долгие пророчества. Проблема отношений с ними для нас наиважнейшая, а они не позволяют найти ей решение, это тупик.
9 маяЯ в раздражении: стоит мне поработать два часа, как начинает болеть голова, а между тем работа меня интересует. Во второй половине дня мы вышли прогуляться с Сартром, заглянули к его матери, он любовался своей будущей комнатой.
10 маяСартра пришел навестить Витольд. Обсуждается возможность гастролей в Италии и одного представления «За закрытыми дверями» в Швейцарии; Витольд в нерешительности, так как в июне снимается в фильме. Я обедаю с ним у «Липпа», потом иду за Сартром. Мы садимся на террасе «Дё Маго», погода прекрасная. Мы правим экземпляр «Мертвых без погребения», чтобы отдать его для перепечатки Нажелю. В редакции журнала большое волнение. В «Тан модерн» вместе с Кено и Масколо приходит Витторини; вид у него застенчивый, и он плохо говорит по-французски. Он сожалеет, что в Италию нас пригласил Бомпиани, это реакционный издатель. «Если бы вы были приглашены моей партией,вас всюду возили бы на машине. Элюара возили повсюду», – заметил Витторини. Мы решили обменяться номерами своих журналов, в Милане мы подготовим итальянский номер. Пришел Гастон Галлимар. Я заглянула в его кабинет и сразу убежала, иначе пришлось бы пожимать руку Мальро и Роже Мартену дю Гару: эти двое таскают за собой тяжелый груз глубокомыслия, и логово Гастона Галлимара источало запах фимиама. Гастон хотел поговорить со мной о Жене, приславшем ему после сцены с Клодом оскорбительное письмо. Он чуть ли не извинялся передо мной, уверяя, что рукопись не потеряна.
Суббота, 11 мая
Работа продвигается медленно, я устала; досадно натыкаться на препятствия в собственной голове. Обед у «Липпа» с Сартром и Понтали. У Одетты Льётье Дюллен подписывает книги. Книжный магазин украшен Камиллой с помощью масок, фотографий и множества прекрасных вещей. Дюллен великолепен, в окружении толпы своих почитателей он выглядит довольным.Я хотела поработать, но сплю, голова тяжелая. В шесть часов спускаюсь к Сартру. Там вся струящаяся Натали Саррот в красивом ярко-синем костюме, она не спеша объясняет, что мы и есть «Замок» Кафки; в наших регистрах у каждого свое число, которого никто не знает. Мы отводим такое-то количество часов в год одному, такое-то количество часов другому, и невозможно добиться хотя бы одного лишнего, даже если броситься под автобус. После часовой аргументации нам удается убедить ее, что мы питаем к ней дружеские чувства. Она, впрочем, признается, что в ее глазах мы представляем собой чистую абстракцию и что ей плевать на нашу индивидуальность, случайную и человеческую. Она говорит нам о своей статье, посвященной Валери, которая наверняка будет довольно интересной.
Воскресенье, 12 мая
Времени на дневник не хватает. Я едва успеваю записывать кое-какие занятные подробности. Небо хмурится, и каштаны начинают осыпаться.
Этим утром я работала, купив предварительно в «Дё Маго» сигареты и воскресные булочки. В полдень я встретила там Панье, который принес очень забавную статью об истории Учредительного собрания. Обед с Сартром у «Липпа». Заходил Витольд, чтобы обсудить итальянские и швейцарские планы. Кофе в «Монтана». Работа. Я ощущала прилив сил, потому что у меня наконец-то не болела голова. Я все начала заново, это самый интересный момент, когда переписываешь и вырисовывается что-то определенное. В шесть часов собрание коллектива «Тан модерн» в комнате Сартра. Его мать испекла оладьи, а я принесла коньяк, купленный у хозяина отеля. Пришел Виан со своей трубой, он будет играть в «Пуэн Гамма», так он зарабатывает себе на жизнь. Его «Хроника лжеца» немного поверхностна, но забавна. Собрались Полан, Понтали, Виве и его друг, утверждавший, что нельзя упрекать Стейнбека за то, что он написал «Бомбы вниз», так как книга не удалась. Решено было изучить американскую «ангажированную» литературу: каким образом Стейнбек, Дос Пассос, Фолкнер позволили мобилизовать себя и занялись пропагандой в пользу Государства. Пришел также Роже Гренье, а Бост премило явился в семь часов, когда все уже закончилось: три следующих номера забиты до отказа.Бост остался у нас. Он рассказал, что к Ольге приходили молоденькие больные; ее поразила та жесткость, с какой они говорят о своей болезни. По их словам, мужчины держатся хуже женщин. Некоторые часто перемахивают через решетку балкона, хотя она очень высокая и вогнута внутрь. Существует, конечно, флирт между двенадцатым этажом и одиннадцатым, где находятся мужчины. Бывают нередко спектакли, и тогда все спускаются в пижамах. Они презирают нетуберкулезных больных, а друг друга уважают в зависимости от степени болезни и моральной стойкости.
13 мая
Проснулась я поздно, было уже почти девять часов. Настроение хорошее, ибо я не чувствую усталости, и Сартру лучше, а в субботу мы едем в Швейцарию. Роллан пригласил нас в «Констанс», сказав: «Мы будем среди друзей – с Эрве и Куртадом». В его голосе – ни малейшей иронии: письменные оскорбления не в счет.
Обедаем с Джакометти в «Каск».
Как, спрашивается, примут Бретона по возвращении его в Париж? Арагон был удручен отсутствием энтузиазма в отношении романа Эльзы Триоле «Никто меня не любит»; он верит в фашистский заговор.
Во «Флоре» я нахожу три прекрасных объемистых американских книги, из которых мы выбираем тексты Райта для номеров августа – сентября.
С трех до шести я работаю. Захожу во «Флору» повидаться с Монтандоном, чтобы уладить вопросы, связанные с путешествием в Швейцарию.
Ужинали с Бостом в комнате Сартра яйцами и тушенкой. В одиннадцать часов глаза у Сартра становятся неестественно розовыми, и мы оставляем его спать. Выпиваем по стаканчику у «Шерами», где таинственный генерал угощает нас еще стаканчиком.Возвращаюсь в полночь, в течение часа перечитываю этот дневник и делаю записи. Хотелось бы больше поработать над ним. Наконец я в постели, меня одолевает сон, я почти не различаю слов. С улицы доносится тихий шум дождя и отдаленные шаги. Завтра буду работать и скоро поеду в Швейцарию.
Вторник, 14 мая
Унылое пробуждение. Я думаю о тех действиях, которые предстоит предпринять; терпеть не могу таких действий, а главное, терпеть не могу думать о том, что их надо предпринять, тем более что я долго об этом думаю, потому что ничего не предпринимаю. Нахожу в стенном шкафу рукопись романа «Кровь других», которую собираюсь дать Адамову для продажи в пользу Арто. Это великолепная рукопись, помятая, с помарками, написанная на листках разнообразного формата разными чернилами и даже разными почерками. По сравнению с книгой это выглядит живым, ощущаешь, что это часть тебя, вспоминаются некоторые моменты, когда все это писалось.