— Как это тебя угораздило сцепиться с такими громилами? — начал было задавать свои вопросы сгоравший от любопытства Малыш.
— После все расскажу… — сонно обрезал вконец уставший за день от избытка событий Данко.
Глава 7
— Да-а, рядовой Шагаев, вид у тебя еще тот! — саркастически протянул старшина, оглядывая синевший под левым глазом Данко фингал.
Только что окончился завтрак, и старшина проводил ротное построение. Распределял, кому и чем предстояло сегодня заниматься. Одним выпало идти в караул, другим— в наряды: суточный и по столовой.
— С таким фонарем, Шагаев, тебе лучше не маячить в полку, на глазах офицеров, — покачиваясь на носках перед строем, продолжал старшина. — Еще не хватало мне из-за тебя выговор получить. Поэтому отправлю— ка я тебя сегодня на хозяйственные работы. У нашего командира полка— новая дача, и ее надо привести в порядок.
Работенка как раз для тебя, рядовой Шагаев, как думаешь?… И для рядового Ишимкина. — бросил старшина уничтожающий взгляд на Малыша.
— Так точно! — громко рявкнул со своего места Малыш.
— А тебя кто спрашивает, а?! — уставясь на Малыша налитыми кровью глазами, свирепо прорычал старшина. Старшину в роте никто не любил, но Малыш не любил его больше всех, и старшина это знал. И оба не упускали случая подействовать друг другу на нервы. Впрочем, последнее слово, всегда оставалось за старшиной. Так же, как и сейчас. — Сразу после возвращения с хозработ назначаю тебя, рядовой Ишимкин, дневальным в наряд по столовой. И учти: я лично приду проверить, как ты чистишь картошку. И драишь котел. Понял меня, солдат?
— Так точно! — еще громче рявкнул Малыш.
— Рота, разойдись по местам! — махнул рукой старшина.
— И кто тебя все время за язык тянет? — говорил Данко малышу, когда они и еще пятеро солдат тряслись в кузове “Урала”, везущего их на дачу командира полка. В кабине, рядом с водителем, сидел их старший и сопровождающий— старшина. Он сначала хотел отправить с ними командира взвода, сержанта— контрактника Воронцова, однако потом почему-то передумал и решил ехать сам. Для Данко и Малыша это было плохо. Придется теперь вкалывать наравне с пятью другими солдатами, “салагами” и “черпаками”. Уж старшина спуску не даст. Особенно Малышу.
Дача командира полка находилась далеко за городом, на холмах. Среди поросшей густыми деревьями чащи. Идеальное место для отдыха. От сумасшедшей “цивилизации”, города, и особенно— от сумасшедшей жизни в полку. Впрочем, судя по состоянию дачи, командир полка здесь бывал нечасто. В огромном двухэтажном доме все было новое— крыша, полы, стены, паркет. Веранда, пристройки, ограда и даже бассейн, полный воды. Все было новое, но какое-то нежилое. С первого взгляда видно было, что всем этим редко пользуются и что люди здесь почти не живут.
Подъехав к широким, почему-то наглухо закрытым изнутри воротам, тяжелый “Урал” наконец остановился. Из кабины выпрыгнул старшина, из кузова высыпались солдаты. Подойдя к большим и, по— всей видимости очень прочным воротам, старшина нажал на какую-то кнопку. Прошла минута, другая, наконец послышался лязг тяжелых замков, и ворота открылись. За ними стояли двое коренастых, коротко подстриженных парней— видимо, охранников. О чем-то коротко переговорив со старшиной, они расступились, уставившись на проходивших в ворота солдат. Острый взгляд одного из них Данко почувствовал на себе— парень внимательно осматривал его глаз. У Данко появилось смутное чувство, что он этого парня уже где-то видел. Но где?
Старшина провел их в одну из громадных пристроек и назначил им “фронт работы”— всю внутренность дачной пристройки предстояло отчистить от всякого оставшегося от строителей железного. Деревянного и кирпичного хлама. А хлам этот лежал в пристройке почти до потолка. Увидев этот так называемый “фронт работы”, Малыш уныло присвистнул. Однако, как оказалось, старшина совсем не собирался собственноручно командовать ими и стоять у них над душой. Распорядившись, что, куда, и как нужно отнести, он вместе с обоими короткостриженными охранниками направился в сторону дачи, бурно о чем-то с ними переговаривась.
— Да-а, опять это “пахалово”…— сплюнув и глядя, как пятеро “салаг” и “черпаков” принялись за работу, выругался Малыш. — И на “гражданке”, когда уволимся, нас ждет тоже самое! Работа, работа, с утра до вечера, а получаешь за это— копейки!
— Многие так живут… — пожал плечами Данко.
— Многие, но не все! И я тоже так жить не хочу! Не хочу загибаться с восьми до шести, получать за это жалкие гроши, тянуть от зарплаты до зарплаты и выбирать купить жене перчатки или себе— носки. Вон мой отец всю жизнь пахал на заводе, и что? Пьет уже не только по выходным, но и каждый день после работы. Нажрется, как свинья. И скандалит с мамкой— голова идет кругом! Я не помню, чтобы у меня в детстве было то, что было у других детей— сынков этих богатых козлов, которые только и делали, что хвастались своими шмотками, раскатывали на крутых тачках и имели самых красивых девчонок! А ты сидишь без гроша в кармане, смотришь на все это и думаешь: для чего придумали такое бесполезное слово, как “справедливость”? Одни— пашут как проклятые, от зари до зари, но не имеют от жизни ничего, а другие, как свиньи, — только жрут, пьют, ничего не делают, зато все имеют. Скажи мне: в чем здесь дело?