— Все! Последний прибыток пропал! Ой, горе мне, горе! — запричитала Зинаида.
— Бабушка, я же говорю тебе, что пойду на новую работу! — твердо сказала Маша.
— Машенька, работа — это хорошо. Но ты все ж подумай о моих словах.
— Ну что же мне, объявления давать?
— Тоже скажешь — объявления. Искать — не значит по улицам бегать. Просто к людям приглядывайся да в облаках не витай, — поучала баба Зина.
Но тут в дверь постучали, и в комнату вошел одноклассник Маши Толик. Зинаида обрадовалась ему:
— Здравствуй, Толик! Чего тебе, милый?
— Да вот, праздник дома небольшой. Хочу у вас бутылочку вина купить.
— Нравится вино-то мое? — горделиво сказала Зинаида.
— Очень! В магазине такого не найдешь!
— А что ж так мало берешь?
— Я вообще-то не очень… — смутился Толик.
— И правильно! Лучше часто, но понемножку. Жены таких мужей любят и уважают. Невеста-то есть у тебя?
— Невеста? — Тут Толик посмотрел на Машу. — Да нет.
— Внучка моя тоже ни с кем пока не встречается. Все ей некогда.
— Бабушка, — сказала Маша, недовольная этой беседой, — я пойду. Мне пора уже.
— Говорю же, ей некогда, — подтвердила Зинаида. — Сейчас принесу тебе бутылочку. В погребе у меня специально оставлены. Машенька, побудь с Толиком немножко. Я мигом.
Когда Зинаида ушла, Толик подошел к Маше и протянул ей ракушку:
— Вот, по дороге нашел. Нравится?
— Спасибо. Очень красивая.
Маша поставила ракушку на полку, где дружно выстроились в ряд полтора десятка таких же ракушек. Толик никогда не приходил с пустыми руками.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — спросила Маша.
— Сказать? Я… не знаю… Я, Маша… — замялся Толик.
— А как твои дела?
— Дела? Ну… Нормально.
— Что-то бабушка не приходит.
Повисла тяжелая тишина.
Вернувшись из погреба, Зинаида протянула Толику бутылку:
— На вот, держи. Хочешь — стол накрою, посидим?
— Толик, ты извини, мне правда идти надо, — извинилась Маша. — А вы тут с бабушкой посидите.
— Нет, это мне пора. До свидания.
Толик отдал деньги и ушел.
Посмотрев на деньги, Зинаида удивилась:
— Ты посмотри! Он же мне за одну, как за пять, заплатил!
— Лишнее надо вернуть, — строго сказала Маша.
— Еще чего! Человеку вино мое нравится, а я его обижать буду? А к парню бы ты присмотрелась!
— Присмотреться к Толику?! — не поняла Маша.
— А чем он плох? Скромный и при деньгах. Из школы всегда тебя провожал. Списывал тоже только у тебя. Мне с учительского места хорошо было видно.
— Вот потому, что провожал, и не буду приглядываться. Толик— мой друг. И люблю я его как брата.
— Только что-то он на тебя как-то не по-братски смотрит!
— Вижу… Но никак не могу ему сказать. Очень боюсь его обидеть.
— А может, не надо этого говорить? Знаешь, чувства приходят с годами, — задумчиво произнесла баба Зина.
— Не в этом случае, бабушка. Я, конечно, выйду когда-нибудь замуж, но не за Толика.
Когда Буряк вернулся к себе на работу, его остановил дежурный:
— Григорий Тимофеевич, тут к вам парень какой-то. — Он жестом показал на Костю.
Буряк узнал старшего сына Самойлова и окликнул его:
— Костя?!
От неожиданности Костя вздрогнул и обернулся:
— Григорий Тимофеевич! А я вас жду.
— Что-то еще случилось?
— Да, то есть — нет. В общем, мне надо вам сказать что-то очень важное. Это касается аварии.
— Паспорт у тебя с собой?
— Да, а зачем? — испуганно спросил Костя.
— Пропуск выписать, — успокоил его следователь. — Пойдем!
Костя робко зашел в кабинет следователя вслед за ним и остановился в нерешительности.
— Проходи, садись. Ну, как ты? — спросил Буряк, присаживаясь за свой стол.
Костя только пожал плечами.
— Крепись, парень. Ты сейчас родительская опора во всем. Так что у тебя?
— Я… я хочу сказать… — Тут Костя закашлялся. Его била нервная дрожь.
— Костя, я знаю, что ты хочешь сказать, — уверенно заявил Буряк.
— Да, дядя Гриша? — Косте казалось, что перед ним сам Господь Бог, который действительно знает все.
— Ты ведь хотел рассказать о том, почему Алеша попал в аварию? — продолжал Буряк.
— Д-да… Я виноват… — Костя обмяк, во рту у него стало сухо.
— Подожди! То же самое твердит и твой отец. А я вот себя считаю виноватым. Как мы могли не заметить, что Алешка начал принимать наркотики?
— Но он не наркоман… — тихо сказал Костя, еще не понимая, что происходит.
— Но даже если тот случай, перед свадьбой, был единственным, мы не имели права его проглядеть!
Костя вздрогнул и отвел глаза. Вдруг он начал кое-что понимать:
— Вы думаете, авария случилась из-за того, что он принял наркотик?
— Вероятнее всего. Ты ведь об этом хотел мне рассказать? — спросил Буряк.
А вот это был уже настоящий подарок судьбы! Костя вдруг понял, что спасен.
— Да, об этом! — сказал он. — А еще… — тут голос у Кости окреп, — Григорий Тимофеевич, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь в расследовании.
— Спасибо! Если что-нибудь подозрительное вспомнишь, позвони. Версий несколько. Вот отец твой думает, что наркотик могли подложить.
— Отец?! Ну… Так я пойду? — спросил Костя, потому что все самое главное для себя он уже узнал.
— Конечно, иди, — улыбнулся Буряк.
Давно уже у Кости не было так легко на душе.
Когда Полина и Самойлов снова пришли к врачу, то он решил поговорить с ними о Косте:
— Ко мне приходил ваш старший сын. Константин, кажется? Вы рассказали ему о результате анализа, хотя мы договорились никому не говорить об этом.
— Доктор, простите, — извинился Самойлов. — Но ведь он тоже родственник.
— Да, я понимаю. Но и вы поймите меня. Либо о наркотике знают все, либо никто. Иначе у меня возникнут неприятности.
— Простите еще раз. Мы все понимаем.
— Хорошо. Но дело в другом. Как я уже сказал Константину, наркотик сильно помешал лечению. Создал Угрозу для жизни Алеши.
— И она до сих пор сохраняется?!
— Нет, состояние Алеши стабилизировалось, жизнь его теперь вне опасности.
Полина и Самойлов радостно переглянулись.
— Павел Федорович! Как долго мы ждали этого известия! Как будто целый год прошел! — облегченно вздохнула Полина.
— Да, конечно. Но у меня есть еще одна новость, и она гораздо хуже предыдущей. Так вот, наркотик помешал лечению, и ваш сын… в общем… скорее всего, Алексей уже не сможет самостоятельно ходить. Никогда.
То, что сказал врач, было чудовищным! Как" это их веселый, здоровый, любимый сын вдруг никогда не будет ходить?! Этого просто не может быть! Это несправедливо! Почему такая страшная судьба выпала именно им?
Казалось, что врач чего-то не понимает, что он просто оговорился.
— Неужели Алеша никогда не сможет ходить? — не веря, переспросила Полина.
— Увы, но это так. То, что он выжил, уже чудо.
— Но ведь бывает, что больного считают безнадежным, а он встает на ноги! — у Полины все еще была надежда.
— Вы не хотите терять надежду, и это правильно. Конечно, случаи бывают разные…
— Доктор, а вы не могли ошибиться? — спросил Самойлов.
— От этого никто не застрахован. Можно собрать других врачей и провести консилиум. Я не возражаю.
— Но вы считаете, что они скажут нам то же, что и вы? Да? — обреченно уточнил Самойлов.
— Я думаю, что три лучше, чем один, хотя и не всегда.
— Но вы соберете консилиум? — было видно, что Самойлов очень этого хочет.
— Вопрос решен! Я соберу коллег сегодня же, — пообещал врач.
Буравин с нежностью относился к своей дочери. Она казалась ему и красивой, и умной, и самоотверженной. Особенно в такой непростой ситуации. Расхаживая по дому и раздумывая об этом, Буравин не выдержал и похвалил дочь:
— Знаешь, дочка, я горжусь тобой. Для Алеши сейчас так важно почувствовать, что ты готова быть рядом с ним.