— Вот видишь! Я же говорила, что он приедет!
— Ну, Алешка! Я ему еще покажу! Всю жизнь будет помнить, как ,мне нервы потрепал! — в голосе у Кати уже не чувствовалось обиды, и говорила она это так, для проформы.
Но оказалось, что ее радость все-таки преждевременна. Регистраторша сурово объявила:
— Все, девушка, достаточно! Самойлова нет, и я начинаю регистрировать другие пары! Для бракосочетания приглашаются Комлев и Минина!
Катя остановилась перед дверью в зал бракосочетаний, широко разведя в стороны руки.
— Нет! Он только что звонил! Он уже едет! Не пущу!
— Девушка, не позорьтесь! Уступите. Истерика тут никому не нужна.
— Не нужна? Ну так она будет! — не сдавалась Катя. — И такая, что надолго запомните! Понятно?
— Девушка, вы мне тут не угрожайте! Я ваших угроз не боюсь.
Тут к Кате присоединилась Зося:
— Ну пожалуйста, подождите еще немного! Он правда едет!
— Зоська, молчи! — скомандовала Катя. Она уже что-то придумала и принялась наступать на регистраторшу:
— Я не угрожаю, я соблюдаю свои права.
— Это какие же права? — поинтересовалась регистраторша.
— Регистрация в час дня. Так? Длится минимум полчаса. Сейчас четверть второго. А значит, осталось еще 15 минут.
Логика у Кати была железная — и возражать не приходилось.
— Допустим, — согласилась регистраторша. — И что вы предлагаете?
— Я предлагаю вам пойти и все подготовить. Чтобы НАМ ВАС не пришлось ждать!
Вот этого регистраторша совсем не ожидала. Она только развела руками:
— Ну и артистка!!!
— Это вы артистка! Чужому счастью завидуете, улыбочки из себя выдавливаете. Но меня не проведешь, я вас насквозь вижу! — Катя защищала свое счастье до конца.
— Может, и завидую, да не тебе! — огрызнулась регистраторша. — А через 10 минут тебе вообще никто не позавидует. Напоминаю, через 10 минут!
Сколько злобы может быть в простой государственной служащей? Машина фраза о том, что никто своей судьбы не знает, была не случайной. Действительно, кто же мог знать, что проклятая ампула подкатится под педаль как раз в тот момент, когда Алеша ехал уже на предельной скорости? Что как раз в эту самую секунду самой Маше станет плохо, и теперь уже не она, а Зинаида засуетится вокруг вдруг сомлевшей внучки?
— Что это с тобой? Лица на тебе нет… — испугалась Зинаида.
— Даже не знаю. Нехорошее что-то… — Маша не могла понять, что с ней происходит.
— Что болит? Голова? — волновалась бабушка.
— С парнем этим, Алешей, нехорошее что-то случиться должно. А что — не знаю.
— Ух, напугала. Не переживай. Это у тебя из-за погоды воображение разыгралось.
Зинаида знала о необычных способностях внучки, но ей все-таки хотелось, чтобы Машины страхи оказались напрасными.
— Нет, бабушка, это не воображение. Я так сильно никогда не переживала.
Это уж совсем Зинаиде не понравилось:
— Не выдумывай! Что там с ним может случиться?!
— Ой, погоди, бабулечка. Подожди меня тут, не вставай. Я сейчас. Не могу так сидеть — ноет все внутри. Не к добру это…
Желание спасти Алексея от неведомой ей пока беды заставило Машу накинуть плащ и, не обращая внимания на причитания Зинаиды, выйти на улицу. Она пошла его искать, внимательно прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Ощущение тревоги нарастало.
И было отчего! Как раз в это время машина с заснувшим за рулем Алешей врезалась в дерево, и потрясенные прохожие увидели над ней вспышку пламени.
Маша шла по улице, в общем-то не понимая, куда именно надо идти, а только смутно ощущая, что идти надо. Она уже собралась было перейти через дорогу, поскольку пешеходам горел зеленый свет, но ей пришлось отскочить с проезжей части, потому что мимо, сигналя, промчалась машина скорой помощи.
У Маши снова сжалось сердце, и она, томимая смутным и нехорошим предчувствием, направилась в ту сторону, куда уехала скорая помощь. Она прошла совсем немного и увидела, где стоит машина.
Все люди, собирающиеся на месте аварии, обычно делятся на две очень разные группы. В одной — те, которые заняты своей работой: пожарные тушат огонь, медики оказывают пострадавшим первую помощь, милиция выясняет причины аварии, кто-то опрашивает свидетелей, замеряет координаты дорожного происшествия. Во второй группе — те, кто просто смотрит. По разным причинам они ничего не делают, и именно это их объединяет. Они могут только переживать ситуацию. Но каждый переживает ее по-разному, в силу собственного жизненного опыта и умения сочувствовать.
Когда Маша подошла к машине скорой помощи, обе группы, характерные для аварии, уже сформировались. Вокруг разбитого Алешиного автомобиля работали пожарники и милиция, а сам Алеша лежал несколько поодаль, чем-то прикрытый так, как обычно прикрывают мертвецов. Казалось, что врач и медбрат, находящиеся с ним рядом, остались без работы.
Маша остановилась, прижала руки к груди, прислушиваясь к бешено бьющемуся сердцу, и закрыла глаза. Когда она их открыла, то к месту происшествия уже подъехала очередная машина, и из нее вышел мужчина в вечернем костюме. Несмотря на это, вел он себя как человек, приехавший не смотреть, а работать.
Это был следователь Григорий Буряк. Он привычным взглядом окинул место происшествия и хотел было обойти дымящуюся машину, но тут что-то привлекло его внимание. Он внимательно рассмотрел искореженный номер машины и решительно направился к врачам, склонившимся над Алешей.
Заглянув в лицо пострадавшего, Буряк воскликнул:
— Алеша?! Что с ним?
Врач поднял голову и, увидев встревоженное лицо и праздничный костюм, спросил:
— Родственник?
Буряк показал свое удостоверение и ответил:
— Следователь. Майор Буряк. Что произошло?
Врач, вздохнул:
— Множественные травмы, некоторые из которых несовместимы с жизнью.
— Он жив?
— Пока еще жив, но боюсь, что…
Врач не завершил фразы, потому что медбрат перебил его:
— Доктор! Остановка сердца.
— Дефибриллятор! Срочно!
Медики перестали обращать внимание на окружающих и занялись только Алешей. Сложная медицинская аппаратура, тяжелый, умирающий больной — все это требует невероятной сосредоточенности, согласованности действий, напряжения умственных и физических сил. Самое полезное в этом случае — просто не мешать. Но окружающие люди редко это понимают, особенно если речь идет о близком им человеке. И даже имеющий опыт следователь Буряк обреченно спросил:
— Это что, неужели конец?
— Нет. Еще нет. Мы попробуем что-то сделать на месте, — понимая, что люди есть люди, ответил врач, продолжая свое дело. — Но у нас — не больше трех минут.
Но даже после этого Буряк не отошел, а снова спросил:
— У него есть шансы?
Пришлось врачу сказать прямо:
— Майор, отойдите! Я делаю все, что могу.
Увидев, что врачи что-то делают с Алешей, Маша попыталась протиснуться сквозь толпу поближе, но милиция ее не пропустила.
Григорий Буряк, видя, что врачи не справляются, предложил:
— Может быть, его отвезти в больницу?
Это предложение окончательно вывело врача из себя, и он закричал:
— Да не мешайте же вы, наконец!
Но на Буряка никакие крики в принципе не действовали.
— Его надо срочно везти в больницу! — снова повторил он.
— Зачем? — обреченно спросил врач. — Мы его просто не довезем!
Вдруг он обратился к толпе:
— Медики есть?
Маша, стоящая рядом с милиционером, сказала ему:
— Я медик.
Милиционер с сомнением посмотрел на девушку.
— Я фармацевт, — уточнила Маша.
Только после этого милиционер пропустил ее к Алеше. Маша сразу же перешла из лагеря наблюдающих в лагерь работающих.
— Скорее, держите капельницу! — сказал Маше врач, не глядя на нее, и скомандовал медбрату: — Все сначала!